Форум создан при веб-сайте, посвящённом творческому и идейному наследию И.А. Ефремова и выражающем взгляды неформального сообщества "Нооген". Форум открытый, поэтому в нём участвуют не только представители «Ноогена».
Отправлено: 21.06.05 01:44. Заголовок: человек "всамделешний"
В последнее время обсуждение принципиальных вопросов, зашедшее в аксиологический тупик, заставило меня вспомнить отрывок из очерковой книги "Путешествие на Алтай", который я привожу ниже. Написан он по другому поводу, но это, в сущности, неважно, так как речь там идёт о системных качествах.
Мы постоянно становимся свидетелями того, как прилежное чтение и разбор специфических рериховских текстов подменяет собой то широкое и глубокое познание, к которому Рерихи беспрестанно призывали. Совершившие эту подмену наглухо закрывают себя от прочего мира, полностью погружаются в лексику и логику изложения этих текстов и растворяются в них, сужая собственную творческую волю до комбинирования заранее заданными элементами.
Любой разговор в такой среде неизбежно начинается, сопровождается и заканчивается ритуальными призывами авторитета основоположников при убеждении, что факт такого призыва сообщает словам особую ценность, а беседа при этом освящается, получая статус зарегистрированного вклада в культурное строительство.
Когда всякая незначительная реплика оснащается подобного рода символическим «рот фронтом», создаётся устойчивое впечатление, что кроме этого сказать такие люди, в общем-то, ничего не могут. Для них важнее подтвердить при помощи таких опознавательных знаков свою идентичность, принадлежность друг друга к одной референтной группе. Более того, у нас с женой в подобных ситуациях порой возникают сомнения вообще в наличии собеседника как такового. Приводимые ссылки и цитаты могут послужить интересным материалом, но человек в такие моменты словно пропадает куда-то, становясь пассивным проводником вычитанной некогда формулы.
Подобный подход, причём в гораздо более крупных масштабах, постоянно осуществляется и в вопросах научного характера, и при обращении с религиозными текстами, и вообще при любом объединении по интересам, вплоть до микрогрупп на работе и в институтах. Просто становится особенно досадно, когда уникальное явление высочайшей философской и этической мысли опускается на простенький уровень сигнализирования «свой-чужой».
Мы с Олей привыкли чутко следить за состоянием тех, с кем разговариваем, и когда ясно понимаем, что человек обеспокоен не столько темой разговора, сколько вопросом, что сказал по этому поводу его авторитет, интерес к общению угасает.
Я долго не могу заснуть на новом месте, и пока подсознание ощупывает окружающее, привыкая и как-то классифицируя новые звуки, расположения вещей и дуновения, сознательная мысль выстраивается в чеканную колонну, продолжая внутри так и не высказанный монолог.
Если начать внимательно исследовать эту проблему, перестав утверждения людей о самих себе принимать за действительную правду, то вскоре оформится ясное понимание структуры всех этих взаимодействий. Конечно, они взаимно переплетены, как и всё в жизни, но всё-таки доминирование одного из мотивов проявляется отчётливо. По степени ясности мышления людей эти мотивы можно представить в виде многоступенчатой пирамиды.
На ступени, которую условно можно обозначить как нулевую, потому что она ещё не является собственно человеческой, но является, скорее, переходной от мира животных инстинктов, экзистенциальная тревога, изначально присущая каждому человеческому существу, бывает исключительно обострена. Чтобы оправдать своё существование на этой переходной стадии, надо придать ему не вызывающий сомнений смысл, который может не вызывать таких сомнений, если только отождествится с чем-то абсолютным, обязательно с приставкой «сверх». Например, со сверхучением. И тут уже неважно, насколько выбранный комплекс идей отвечает такому определению, важно, ч т о именно для человека представляет бOльшую ценность: сама идея или то, что она «самая-самая-самая». Люди с грубой, вещной ориентацией довольствуются дистрибьюторской идеологией какого-нибудь «Гербалайфа», «Визиона» или «Орифлэйма». Тот, кому этого недостаточно, рвётся обрести бездумное формальное единство, иррационально веря в мультяшные лозунги лидеров дианетики, свидетелей Иеговы или поклонников Анастасии. Проявляя при этом нешуточное желание быть убеждённым окончательно, заглушить в себе самостоятельную и от того неизбежно критическую мысль. Кто же от природы обладает более изощрёнными духовными запросами, самозабвенно растворяется в новейших системах психоанализа, мистических учениях, Агни-йоге… Или понимает их в сказочном, предельно упрощённом виде.
На первой ступени некоторым уже мало уменьшить глобальную тревогу, важно ещё и осмысливать свою непосредственную деятельность, включая действительные этические установки. Развитие такой потребности уже выявляет индивидуальность и способствует критическому отношению к себе и своему делу; базальный восторг от обезличивающего единства с «истинно посвящёнными» уже не удовлетворяет. Однако недостаточные представления о реальной сложности мира и слабо отточенная в области широких обобщений мысль не позволяют выходить за определённые данной традицией рамки. Имеющийся в наличии небольшой запас таких аналитических сил огораживается плотиной, и уровень их становится хоть и ограничен, но довольно высок. Человек как бы уберегает себя от противоречий. При решении практических задач такая позиция может быть очень сильна.
На второй ступени человек готов работать мыслью, как скальпелем, и он ясно видит глубокие противоречия внутри каждого течения мысли, если придавать ему абсолютный характер и резко отделять от сопутствующих течений и направлений. Он честно старается охватить всю совокупность встречающихся феноменов, исследовать их и понять. Но беспредельная широта этих феноменов плюс определённая ограниченность аналитического метода, употребляемого им по преимуществу, не позволяет примирить между собой многие идеи, а различие возможных подходов и точек рассмотрения делает воззрения такого человека достаточно эклектичными. Он лучше видит общую картину, но у него не хватает сил собрать её в единый фокус и синтетически осмыслить, структура личности его несколько рассыпана. Напротив, личность человека на первой ступени намного цельнее и последовательнее, хотя и поддерживает эту цельность построением искусственных границ. Таким образом, внутренний рост и готовность воспринять нечто большее, перейти на вторую ступень, неизбежно будет сопровождаться тяжёлым кризисом от утери чёткой сориентированности внутренних установок.
Только на третьей ступени развития, когда мысль и чувства человека заострены до невидимости и сливаются в едином устремлении постичь истину, возможен выход из ограниченной сферы действия привычных закономерностей, с одной стороны, и из лабиринта хаотически перепутанных идей, рефлексий и разных способов их выражения, со стороны другой.
Если нулевая ступень врастает в землю и всецело ей принадлежит, то третья – обнимает её целиком и выходит далеко за её пределы. Есть в этой пирамиде и подземные этажи. Живущие на них люди довольствуются отсутствием направляющей идеи, их сознание сумеречно и неразвито. Они пытаются уйти от двойственности человеческой природы погружением в животное состояние, автоматически воспроизводя элементарные социальные функции и ублажая примитивные желания. Вопрос «зачем я это делаю?» для таких существ недоступен, и хотя их тоже несколько разновидностей по степени погружения в бессознательное состояние, общее, что их объединяет – это отсутствие поиска смысла жизни.
«Мы постоянно становимся свидетелями того, как прилежное чтение и разбор специфических рериховских текстов подменяет собой то широкое и глубокое познание, к которому Рерихи беспрестанно призывали. Совершившие эту подмену наглухо закрывают себя от прочего мира, полностью погружаются в лексику и логику изложения этих текстов и растворяются в них, сужая собственную творческую волю до комбинирования заранее заданными элементами» Если заменить Рериха на Ефремова, то это камушек и в мой огрод ("огород наш заброшен камнями..." ). В Ефремовском проекте на НК я один из главных писателей (по количеству). ПризнаЮсь, ситуация начинает тяготить меня. Всё чаще обсуждения там превращаются в жвачку. Удобно, просто, но невкусно. Редкие мысли глохнут. Нужен комплиментарнй проект, не зря ведь С. Переслегин назвал романы ИАЕ "книготренингами". Отталкиваясь от канонических текстов (они структурируют мысли), надо что-то добавлять. Но это трудно. Вот обсуждений Будущего на НК полно (штук 5 тем), но все быстро растекаются "мыслью по древу". КПД коллективных писаний мал. Может, это принципиальный момент, и никакие Viki-технологии не помогут?
Трак Тор, думаю, к вам это не ахти как относится. Если перекладывать дело на «ефремовские» рельсы, то я скорее имел в виду организации типа «Мёртвой воды» (не приходилось сталкиваться?). А выложил я свой текст, разумея вообще не Ивана Антоновича, наследие которого, кстати, плохо проанализировано и осознано, а классиков марксизма-ленинизма, которые и по сей день имеют приверженцев, игнорирующих известное положение Ильича, что «марксизм – это не догма, а руководство к действию».
Та же проблема, о которой вы говорите, кажется мне проблемой несколько иного рода и носит, скорее, количественный характер. Существует мало людей, готовых говорить и писать о Ефремове. Это, кстати, если посмотреть диалектически, не так и плохо, поскольку повышает весомость качественного высказывания, то есть повышается удельный вес отдельной личности.
Вот вы, например: и Тоффлера ввели в оборот, и о Марксе поговорили, и о даосизме… Другое дело, что реальное осмысление идей Ефремова возможно только в соответствующем культурном контексте, но это относится ко всякому анализу, - не должно быть выхваченных из окружения препарируемых явлений, это тупиковый путь.
А по-моему, проблема шире. Дело не только в анализе текстов Ефремова. Они — конечны, автор нам, увы, больше ничего не скажет. Значит, дальше нужно делать самим какие-то выводы, делать что-то новое на данной Ефремовым основе. А это тяжело, и потому что личность незаменима, с ефремовским-то энциклопедическим охватом и с присущими именно ему, как индивидууму, специфических приёмов работы, и потому что, наверное, у каждого из нас есть или была оглядка «а что бы сам Иван Антонович сказал по такому-то поводу?», и постоянные вопросы самим себе «а так ли я понял ту или иную его мысль?» Влияние авторитета — большое дело, на этом многие зубы обломали. Сколько угодно есть примеров, когда последователи того или иного учения в результате сводили его к перебиранию пожелтевших листков «священных писаний», замкнувшись на бесконечном обсасывании догматов. Да и вообще, для любой группы ситуация «ученики без учителя» довольно-таки сложная. С одной стороны, «в минусах» — не переспросишь, не уточнишь, с другой — полный простор для собственной деятельности.
Алекс, я говорю как раз об этом. Вводить идеи ИАЕ в практику жизни (перекачивать науку в область нравственнсти, как сам писатель и заповедывал). Но для этого надо хорошо понимать, что именно написал и сказал автор. Практика показывает, что удовольствие от прочтения и даже периодическое перечитывание - вовсе не гарантия глубокого осмысления.
По поводу Рерихов вспомнилось - читал одну из книжек Шлахтера, и там Вадим как раз прошелся по рериховскому путешествию в тибет. И правда - столько лет мечтать, планировать экспедицию - и даже палец о палец не ударить чтобы выучить тибетский язык? Создается такое впечатление что рериховский поход - не столько попытка мир посмотреть, сколько себя показать.
А если говорить о глубочайшем осмыслении трудов ИАЕ, то это очень напоминает поиск черной кошки, давно убежавшей из обыскиваемой темной комнаты. Не думаю что Иван Антонович на манер Нострадамуса шифровал свои тексты, дабы поколения умов зарабатывали себе на хлеб расшифровкой его трудов. Книги его просто светлые - настраивают и душу и разум на взгляд с другой, почти забытой в наш сумасшедший век, стороны - но ответы на вопросы искать в его книгах бессмысленно.
Вы плохо знаете Рерихов - их задачи и творчество, а также обстоятельства жизни, иначе такого бы не написали. Юрий Николаевич знал тибетский язык (равно как и около тридцати других языков) на уровне лучшего знатока тибетского языка в то время в Европе - английского резидента Бейли. А у старших семьи были иные задачи. Насчёт же "себя показать" - покажите и вы себя, пройдите тысячекилометровым горным маршрутом, которым до вас никто не ходил, прозимуйте практически без еды в условиях высокогорья, пообщайтесь с местной шпаной поближе - а потом делайте такие комментарии.
То, что Ефремов не давал ответов - это тоже не так, причём настолько очевидно "не так", что речь надо вести о том, что вы хотите увидеть в его книгах, а не о том, что там есть на самом деле и о чём он сам не раз высказывался, комментируя их. Ефремов искал ответы на извечные вопросы, стоящие перед человечеством уже много веков и проживаемые каждым человеком индивидуально. И дал, безусловно, свой вариант таких ответов, которые, ввиду размеров его личности, представляют интерес не только для него одного.
Впрочем, я излишне резок. Если книги Ефремова дарят вам светлое настроение - и только - оно тоже неплохо. Постарайтесь только допустить, что ваш опыт не конечен и имеет продолжение - работу с конкретными идеями мыслителя.
Вот что писал замечательный педагог Вентцель три четверти века назад:
Идея о Вселенной как о живом органическом целом должна всегда составлять если не явный, то хоть скрытый фон всякого частичного восприятия мира. Тогда Космическое Сознание с познавательной стороны достигнет самой широкой степени развития. Также идею такой Вселенной надо наполнять всё большим эмоциональным содержанием, стараться напитать её всё более живыми чувствами, и эти живые чувства также сделать постоянной составной частью сознания, задним фоном его, сливающимся с теми отдельными чувствованиями, которые рождаются в нас как результат вчувствования в те или иные отрывки из жизни Вселенной. Точно также воспитывающая себя личность должна приучиться связывать каждое восприятие, получаемое ею при наблюдении жизни окружающих её людей, с идеей Человечества.
Три ступени проходит сознание в своём развитии. Первая ступень может быть охарактеризована как ступень непосредственного и естественного единства. Оно наполнено целиком непосредственно переживаемыми ощущениями или самопроизвольно всплывающими в памяти образами их.
На второй ступени сознание получает значительное расширение, развивается интеллект и создаваемый им богатый мир понятий, символизированных и закреплённых в слова, развивается самосознание. Всё делится, всё расчленяется, всё дробится, всё противопоставляется друг другу, и прежде всего наше «я» противополагается миру и окружающим нас людям, - оно как бы познаёт и осознаёт себя в этом противоположении. Первобытное естественное единство сознания здесь нарушено и всё более нарушается развивающимся интеллектом, оперирующим главным образом при помощи анализа, расчленения и противоположения. Интеллект открывает перед человеком зрелище необъятной Вселенной, но Вселенной, раздробленной на части, из которых каждая зарегистрирована, классифицирована, подведена под ту или другую рубрику, определена в своём отличии от других частей. Интеллект открывает человеку самого себя, человечество, расчленённые и анатомированные на составные элементы, не связанные друг с другом и тщетно ищущие связаться между собой на плоскости интеллекта.
Чем больше перед сознанием во всей своей широте открывается нарушенное единство его, тем более растёт в нём стремление к восстановлению этого единства, но сознательному, тем более цельность и гармония сознания делаются сознательною его целью, - задача, которая не под силу интеллекту, но которая может быть достигнута только сознанием во всём его целом, действующим одновременно всеми своими сторонами и всеми своими составными элементами.
Эта третья ступень есть ступень сознательного единства сознания, всё повышающегося и расширяющегося. На этой ступени всё больше и больше восстанавливается нарушенное единство между Человеком и Вселенной. Сама Вселенная всё более является ему гармоническим целым. На этой ступени всё больше восстанавливается единство внутри его собственного «я», он всё больше является самому себе как цельная личность. Восстанавливается также единство его личности с другими подобными ему личностями, составляющими Человечество, и само Человечество всё более сознаётся им как одно целое, переходящее в своём неустанном развитии к всё более и более совершенным формам единства, цельности и гармонии.
Единое, цельное, гармоническое сознание всё более становится фундаментом, на котором строится работа и в области познания, и в сфере нравственной деятельности человека, и в области познания прекрасного, и в его религиозном творчестве, и в его преобразованиях форм общественной жизни… На этой ступени начинает развиваться то, что может быть названо Космическим Чувством, или, вернее, Космическим Сознанием, так как Космическое Чувство составляет только один из элементов Космического Сознания, которое имеет и познавательную и волевую сторону. А также начинает развиваться и то, что было названо нами Сознанием Человечества как единого развивающегося целого...
Развитие Чувства Человечества легче и доступнее для нас, чем развитие Космического Чувства… Самосознание должно быть поднято до таких высот, когда собственная личность осознаётся как простирающаяся в беспредельность. И не только в сознании своего «я» они преодолеют границы всякого пространства и времени, - их собственное «я» покажется им до такой степени расширенным, что они начнут видеть в нём не только всё Человечество, но и всю Вселенную.
Замечательный психолог Виктор Франкл в книге "Сказать жизни "Да"", описывая мир концлагеря, пишет о подлинно человеческом наполнении выпавших на его долю испытаний следующее:
"Представленная здесь попытка психологического описания и психопатологического объяснения типичных черт характера, которые формировались у заключенного за годы пребывания в лагере, может создать впечатление, будто состояние человеческой души неумолимо и однозначно зависит от окружающих условий. Ведь, казалось бы, в лагерной жизни своеобразная социальная среда принудительно определяет поведение людей. Но против этого можно с полным правом выдвинуть возражения, задать вопрос: а как же тогда быть с человеческой свободой? Разве не существует духовной свободы, самоопределения, отношения к заданным внешним обстоятельствам? Неужели человек действительно не более чем продукт многочисленных условий и воздействий, будь то биологические, психологические или социальные? Не более чем случайный результат своей телесной конституции, предрас-положенностеЙ своего характера и социальной ситуации? И в особенности: разве реакции заключенных действительно свидетельствуют о том, что люди не могли уклониться от воздействий той формы бытия, в которую были насильственно ввергнуты? Что человек вынужден был полностью подчиняться этим влияниям? Что «под давлением обстоятельств», господствовавших в лагере, он «не мог иначе»?
На эти вопросы есть ответы как фактические, так и принципиальные. Фактические основаны на моем опыте — ведь сама жизнь в лагере показала, что человек вполне «может иначе». Есть достаточно много примеров, часто поистине героических, которые показывают, что можно преодолевать апатию, обуздывать раздражение. Что даже в этой ситуации, абсолютно подавляющей как внешне, так и внутренне, возможно сохранить остатки духовной свободы, противопоставить этому давлению свое духовное Я. Кто из переживших концлагерь не мог бы рассказать о людях, которые, идя со всеми в колонне, проходя по баракам, кому-то дарили доброе слово, а с кем-то делились последними крошками хлеба? И пусть таких было немного, их пример подтверждает, что в концлагере можно отнять у человека все, кроме последнего — человеческой свободы, свободы отнестись к обстоятельствам или так, или иначе. И это -«так или иначе» у них было. И каждый день, каждый час в лагере давал тысячу возможностей осуществить этот выбор, отречься или не отречься от того самого сокровенного, что окружающая действительность грозила отнять, — от внутренней свободы. А отречься от свободы и достоинства — значило превратиться в объект воздействия внешних условий, позволить им вылепить из тебя «типичного» лагерника.
Нет, опыт подтверждает, что душевные реакции заключенного не были всего лишь закономерным отпечатком телесных, душевных и социальных условий, дефицита калорий, недосыпа и различных психологических «комплексов». В конечном счете выясняется: то, что происходит внутри человека, то, что лагерь из него якобы «делает», — результат внутреннего решения самого человека. В принципе от каждого человека зависит — что, даже под давлением таких страшных обстоятельств, произойдет в лагере с ним, с его духовной, внутренней сутью: превратится ли он в «типичного» лагерника или оста-нется и здесь человеком, сохранит свое человеческое достоинство.
Достоевский как-то сказал: я боюсь только одного — оказаться недостойным моих мучений. Эти слова вспоминаешь, думая о тех мучениках, чье поведение в лагере, чье страдание и сама смерть стали свидетельством возможности до конца сохранить последнее — внутреннюю свободу. Они могли бы вполне сказать, что оказались «достойны своих мучений». Они явили свидетельство того, что в страдании заключен подвиг, внутренняя сила. Духовная свобода человека, которую у него нельзя отнять до последнего вздоха, дает ему возможность до последнего же вздоха наполнять свою жизнь смыслом. Ведь смысл имеет не только деятельная жизнь, дающая человеку возможность реализации ценностей творчества, и не только жизнь, полная переживаний, жизнь, дающая возможность реализовать себя в переживании прекрасного, в наслаждении искусством или природой. Сохраняет свой смысл и жизнь — как это было в концлагере, — которая не оставляет шанса для реализации ценностей в творчестве или переживании. Остается последняя возможность наполнить жизнь смыслом: занять позицию по отношению к этой форме крайнего принудительного ограничения его бытия. Созидательная жизнь, как и жизнь чувственная, для него давно закрыта. Но этим еще не все исчерпано. Если жизнь вообще имеет смысл, то имеет смысл и страдание. Страдание является частью жизни, точно так же, как судьба и смерть. Страдание и смерть придают бытию цельность".
Иллюстрация и развитие темы. Из книги Поля Вайнцвайга «Десять заповедей творческой личности». М.: "Прогресс", 1990.
…Вначале, когда заключенные возвращались вечером в свои бараки, они были так измождены, что ничего уже не могли делать — валились без сил на тюфяки, набитые гнилой соломой, и мгновенно засыпали. В такой кошмарной и, казалось, безнадежной ситуации был найден своеобразный выход. Фэлуди познакомился с несколькими молодыми людьми, которые во время второй мировой войны не успели закончить университет. "Не смогли бы вы читать нам что-то вроде лекций,— обратились они к Фэлуди,— мы бы здесь тогда наверстали упущенное..." Сначала четверо, а потом уже двенадцать заключенных стали собираться по вечерам возле койки Фэлуди. Они читали стихи, слушали и обсуждали лекции Фэлуди по истории, литературе и философии. Фэлуди оказался не единственным образованным заключенным; выяснилось, что один бывший правительственный чиновник знал наизусть "Гамлета" и "Сон в летнюю ночь", он читал их вслух, и измученные люди ловили каждое его слово. Вскоре здесь уже читались лекции по римскому праву, по истории крестовых походов, проводились целые семинары по роману "Война и мир", организовывались курсы по математике и астрономии. Среди заключенных оказался бывший офицер, который обладал абсолютным музыкальным слухом — мог насвистывать целые оперы. В вечерних бдениях участвовали все — даже те, у кого за плечами была лишь начальная школа. Были, однако, среди заключенных и такие, кто смотрел на все это с недоумением, пребывая в полной уверенности, что и учителя и их слушатели просто-напросто свихнулись, если могут тратить драгоценное время сна на какие-то лекции, в то время как всех их ждала неминуемая смерть. Такие люди, думавшие лишь о физиологической стороне бытия, очень скоро замыкались в себе, в своем одиночестве, становились безжалостными к другим, стараясь ни о чем не думать и ни с кем не разговаривать. Когда пошла вторая зима их заключения, в лагере стало твориться нечто странное: два-три раза в день какой-нибудь заключений вдруг бросал работу и, пошатываясь, бросался бежать по глубокому снегу. Пробежав так пятнадцать-двадцать метров, он падал без сил, а через день-два "беглец" обычно умирал, не приходя в сознание. Так умирали те, кто думал лишь о физическом выживании, кого не волновало ничего, кроме еды, сна и тепла. Все это происходило на глазах у Фэлуди, но он не замечал очевидного. Воспитанный в западных традициях научного прагматизма, он все не решался признать, что такие нематериальные ценности, как хорошее стихотворение или диалоги Сократа, могут укрепить силу духа и тела; в конце концов трагический инцидент переубедил его. Как-то вечером бывший правительственный чиновник — сильный, физически крепкий молодой человек — подошел к Фэлуди и сказал ему, что сегодня он не будет слушать лекцию. Он сказал, что хочет выжить, а для этого нужно больше спать и меньше болтать, и добавил, что согласен жить, как дерево, как трава,— лишь бы выжить. С минуту молодой человек потоптался возле Фэлуди, ожидая возражений, но Фэлуди гак устал, что не в силах был вымолвить ни слова; когда же он собрался отговорить молодого человека от подобного поведения, того уже и след простыл. Несколько дней спустя этот человек вдруг перестал работать и побежал к лесу. Не добежав и до опушки, он упал в снег и испустил дух. "Его смерть,— говорил потом Фэлуди, — камнем лежит на моей совести. Все те, кто читал лекции или слушал их, остались в живых..."
Превосходный фрагмент! К сожалению, на людей, упрямо считающих, что культура и духовные ценности лишь иллюзорный эпифеномен мозговой ткани, а подлинная жизнь - это биология и экономика, произвести впечатление не так-то просто. Факты лезут в глаза и уши, но... не желающий увидеть не увидит! И всегда проигнорирует факты, тут же начав рассказывать об обратных примерах, забывая, что единственного примера победы духа над плотью и лишениями уже достаточно, чтобы переменить систему взглядов. И естественный для непредубеждённого человека вывод - необходимость воспитывать людей, способных духом превозмогать плоть, заменяется на унылую капитуляцию - требование думать прежде всего о животном в человеке.
Фрагмент не такой уж превосходный, просто интересный. Франкл как еврей был в настоящем концлагере, и его рассуждения о внутренней свободе и обретении смысла во внешнем, даже самом ужасном мире, выстраданы. Он подчеркивает, что таким смыслом зачастую бывает смерть. Вайнцваг пишет с чужих слов о венгерском концлагере 50-х, и его описания групповых гуманитарных занятий по сравнению, скажем, с Солженицынскими "невсамделишны". У Солженицына есть подобные описания посиделок в шарашке "В круге первом". Но всё менялось в настоящем Архипелаге, где речь уже шла только о выживании. Я не говорю, что менялась суть, но формы, обстоятельства, число этих несломленных людей. Пафос Вайнцвайга в том, что каждый через самовоспитание может обрести Личную Силу. Моё мнение, что внутрення энергия или Личная Сила по Вайнцвайгу в значительной мере врождена человеку. Одним. чтобы сломаться, достаточно враждебной (например, капиталистической, где человек человеку не друг) среды, другому и костра инквизиции мало. Сила Ефремова в том, что он откровенно сказал в ЛБ, что коммунизм хорош прежде всего для средних (читай: слабых) людей, а сильные должны им помогать. И находить в этом своё счастье (а это слабое место, полагаю, большинству сильных это непонятно, в этом гуманитарная проблема коммунизма). Уэллс из этой разницы в энергиях выводил основной человеческий конфликт, в противовес Марксу, неклассовый: людей действия и бездельников. "Облик Грядущего" именно этим отличается от "Туманности Андромеды"
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 2
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
). В Ефремовском проекте на НК я один из главных писателей (по количеству). ПризнаЮсь, ситуация начинает тяготить меня. Всё чаще обсуждения там превращаются в жвачку. Удобно, просто, но невкусно. Редкие мысли глохнут. Нужен комплиментарнй проект, не зря ведь С. Переслегин назвал романы ИАЕ "книготренингами". Отталкиваясь от канонических текстов (они структурируют мысли), надо что-то добавлять. Но это трудно. Вот обсуждений Будущего на НК полно (штук 5 тем), но все быстро растекаются "мыслью по древу". КПД коллективных писаний мал. Может, это принципиальный момент, и никакие Viki-технологии не помогут?
- участник сейчас на форуме