Форум создан при веб-сайте, посвящённом творческому и идейному наследию И.А. Ефремова и выражающем взгляды неформального сообщества "Нооген". Форум открытый, поэтому в нём участвуют не только представители «Ноогена».
Сат-Ок, осторожней со Шпенглером. По Востоку он полный профан, сужденья черпает из забытых газет, да и по западу с его времени наука нет-нет продвинулась.
Профан - это не то слово в данном случае. Во многом он был гениальным интуитивом и работал преимущественно с фактами, которые не потеряют своей ценности. Про газеты - это что-то из тех же газет, наверное.
Аисторичность индийской цивилизации и исключительную историчность китайской он понял верно, а это главное, также как и архетип китайской культуры - петляющую Дорогу, в отличие от египетской Дороги, прямой и уходящей под своды мрачных храмов, в вечность небытия.
Вообще я в курсе критики «Заката...» Но чтобы по-настоящему покритиковать его, надо написать аналогичную работу, а не щипать за отдельные нестыковки, неизбежные на полотне такого масштаба. Я не то чтобы его апологет, вовсе нет, но детально изучить эту работу должен каждый уважающий себя образованный человек. Слишком многое там поднято и осмыслено.
Так я же не говорю «бросьте Шпенглера». Я сказал: «поосторожнее». Велик то он велик, но, как говорил Молла Насреддин, верблюд все-таки больше. Открытия, которые вы ему приписываете в области Востока, были в его время уже общим местом в востоковедении. А сейчас выясняется, что, строго говоря, и это неверно. Он не понял главную тайну Востока - никакого Востока нет. Есть лишь Запад, противопоставивший себя всему остальному миру и мнящий себя высшей расой. А Индия, Китай или, скажем, мусульманский мир - вполне самостоятельные цивилизации, каждая из которых равновелика всей Западной Европе и Америке. А чтобы писать аналогичную работу, надо положить жизнь. Охота было! Это на любителя. По мне, в истории есть и более интересные вещи. А критиковать его есть за что. Еще как есть! Полотно-то расползается...
Вероятно, вы совсем давно и вскользь читали старину Освальда. Он и не думает ни о каком «Востоке», а пишет именно о китайской, индийской и арабо-византийской культурах, мироощущения представителей которых друг от друга отличаются принципиально. А открытия его связаны не с общими местами, а теми архетипами, которые лежат в их основе и обуславливают морфологическое единство абсолютно любых проявлений данной культуры. Главное в Шпенглере – интуиция и образная система, чувство ритма. Открытия именно в таком подходе. Это же не позитивная история, а историософия.
А индрикотерий больше, чем верблюд, между прочим .
Если в таком разрезе, согласен. «Востоком» я назвал это потому, что для него все эти культуры - отработаный материал истории, «давно высохшие деревья, тянущие свои голые ветви к небу» (примерно так), что вполне соответствует мифу о «востоке и западе». Евроцентризм у него сквозит в каждой строчке. А это несправедливо, да и просто неверно (помниться, вы как-то цитировали Данилу Андреева?). Вот чего принять я не могу. А так - кто не ошибается...
PS. Молла Насреддин вряд ли знал про индрикотерия, как малограмотный старорежимный старик. Кстати, сообщите ему, то-то старикан обрадуется.
Евроцентризм в книге с названием «ЗАКАТ ЕВРОПЫ»??? Особую ярость и изумление в Европе как раз и вызвала такая постановка вопроса. Какой там у старорежимного е-мейл, я запамятовал?
P.S. Думаю, модератор грамотно передвинет внедрившийся из-за кордона отрывок о субъективном идеализме на присущий ему ареал обитания. И объективный материализм перестанет мучаться от собственной неизглаголанности.
Да хоть «закат Европы вручную»! Дело не в названии, а в общей установке. Это не его вина, а господствовавшее тогда умонастроение в науке и обществе (то-то Европа бесилась!). Молла Насреддин в нет не ходит, как, повторяю, малограмотный старорежимный старик. Кстати, кто это там внедрился из-за кордона и где? Я тоже хочу почитать.
PS. Все же хотелось бы оставить в покое стариков и старинушек и вернуться к теме. Личная просьба. А то все как на научной конференции: двое говорят взахлеб примерно одно и тоже и выдают это за полемику. Выглядит смешно.
АК, помнится, я обещал продемонстрировать модели рассуждения Шпенглера. Ниже - несколько выписок из нефилософских, аналитических глав «Заката Европы», чтобы стали ясны критерии обоснованности тех или иных положений. Я со всей строгостью отделяю – не по форме, а по субстанции – органическое восприятие мира от механического, совокупность гештальтов от совокупности законов, образ и символ от формулы и системы, однократно-действительное от постоянно-возможного, цель планомерно упорядочивающей фантазии от цели целесообразно разлагающего опыта…
Среди народов Запада именно немцам выпало на долю изобрести механические часы, зловещий символ убегающего времени, чей днём и ночью звучащий с бесчисленных башен над Западной Европой бой есть, возможно, самое неслыханное выражение того, на что вообще способно историческое мироощущение.
Нужно отметить знаменательную связь измерения времени с постройками религиозного культа.
Мы рассматриваем вещи в плане их становления и взаимоотношенияч как функции. Это привело к динамике, аналитической геометрии и от неё – к дифференциальному исчислению.
Тем самым определяется наша задача. Мы, люди западноевропейской культуры, с нашим историческим чувством являемся исключением, а не правилом. “Всемирная история” – это наша картина мира, а не картина “человечества”.
Что для культуры Запада существование Афин, Флоренции, Парижа важнее существования Лояна и Паталипутры – это разумеется само собой. Но можно ли класть эти оценки в основание схемы всемирной истории?
На самом пороге западной культуры появляется великий Иоахим Флорский (умер в 1202 году), первый мыслитель гегелевского закала, который разрушил дуалистическую картину мира Августина и с полнокровным чувством подлинного готика противопоставил новое христианство своего времени в качестве чего-то третьего религии Ветхого и Нового Завета… Он до глубины души потряс лучших францисканцев и доминиканцев, Данте, Фому, и пробудил к жизни тот взгляд на мир, который понемногу овладевал всем историческим мышлением нашей культуры.
Ещё более поучительной оказалась бы история музыкальных инструментов, если бы она излагалась не с технических точек зрения выработки тона, как это происходит сплошь и рядом, а из последних душевных глубин взыскуемой звуковой окраски и звуковог воздействия. Ибо ностальгически обострённое желание сотворить пространственную бесконечность звучаний уже в готическое время, в противовес античной лире и свирели и арабской лютне, вызвало к жизни оба господствующих семейства органных (клавишных) и струнных инструментов.
Орган развился в покоряющий пространство самостоятельный инструмент гигантских размеров, не имеющий себе аналога во всей истории музыки. Свободная органная игра Баха и его эпохи, представляет собою, бесспорно, анализ огромного и просторного звукового мира. И в такой же степени соответствует внутренней форме именно западной, а не античной, математической мысли, когда струнные и духовые инструменты развиваются в целые группы одинаковой тембровой окраски не сами по себе, а сообразно регистру человеческого голоса, так что история современного оркестра со всеми изобретениями новых и метаморфозами старых инструментов оказывается в действительности историей единства некоего звукового мира, который вполне позволяет описывать себя в терминах высшего анализа.
Все глубокомысленные творения, быстро следующие друг за другом, наличная с Ренессанса, - мнимые и комплексные числа, введённые Кардано уже в 1550 году, бесконечные ряды, получившие прочное теоретическое обоснование через великое открытие биноминальной теоремы Ньютоном в 1666 году, создание логарифмов около 1610 года, дифференциальной геометрии, определённого интеграла Лейбницем, создание множества как новой числовой единицы, намеченное уже Декартом, новые процессы, новые процессы вроде неопределённого интегрирования, развития функций в ряды, даже в бесконечные ряды других функций, - все они равным образом знаменуют триумф над популярно-чувственным ощущение чисел, которое надлежало преодолеть из духа новой математики, предназначенной к претворению в жизнь нового мирочувствования. До сих пор не существовало второй такой культуры, которая воздавала бы столько почестей свершениям иной, давно угасшей культуры и была бы в научном смысле столь податливой к влияниям, как западная по отношению к античной. Прошло немало времени, пока мы нашли в себе мужество думать собственным умом. В основе лежало постоянное желание подражать античности. И всё-таки каждый шаг был в этом направлении фактическим удалением от искомой цели. Оттого история западного знания есть история поступательной эмансипации от античного мышления, история освобождения, которое, не будучи даже желанным, форсировалось глубинами бессознательного.
Так, развитие новой математики принимало формы тайной, затяжной, наконец, победной борьбы против понятия числа как величины. То же самое можно сказать о римском праве.
Сколь очевидно для античной мысли исключительное рассмотрение близкого и малого, столь же очевидно для нашей мысли рассмотрение бесконечного, того, что выходит за пределы зримого.
Нет ничего более непопулярного, чем современная математика, и в этом также по-своему сказывается символика бесконечных далей, дистанции. Все великие творения Запада, от Данте до Парсифаля, непопулярны, все античные, от Гомера до Пергамского алтаря, популярны в высшей степени.
Я намереваюсь отныне называть душу античной культуры, избравшей чувственно-явленное отдельное тело идеальным типом протяжённости, аполлонической. Со времени Ницше это обозначение понятно всем. Ей противопоставляю я фаустовскую душу, прасимволом которой выступает чистое безграничное пространство, а «телом» – западная культура, расцветшая на северные равнинах между Эльбой и Тахо с рождением романского стиля в Х столетии.
Аполлоническим является изваяние обнажённого человека, фаустовским – искусство фуги. Аполлонические – механическая статика, чувственные культы олимпийских богов, политически изолированные греческие города, рок Эдипа и символ фаллоса; фаустовские – динамика Галилея, католическо-протестантская догматика, великие династии эпохи барокко с их кабинетной политикой, судьба Лира и идеал Мадонны, от Беатриче Данте до концовки Фауста. Аполлоническая – живопись, очерчивающая контурами отдельные тела, фаустовская – живопись, соединяющая пространства посредством света и тени: так отличаются друг от друга фреска Полигнота и написанная масляными красками картина Рембрандта. Аполлоническое – существование грека, обозначающего своё Я, как soma, и чуждого идеи внутреннего развития, а значит, и действительной внутренней или внешней истории; фаустовские – существование, ведомое с глубочайшей сознательностью и наблюдающее самого себя, решительно личностная культура мемуаров, рефлексий, итогов и перспектив, и совести.
А далеко в стороне, хотя и посредничающая, заимствующая формы, перетолковывающая и передающая их по наследству, появляется магическая душа арабской культуры, очнувшаяся во времени Августа в ландшафте между Тигром и Нилом, Чёрным морем и Южной Аравией, со своей алгеброй, астрологией и алхимией, мозаиками и арабесками, халифатами и мечетями, таинствами и священными книгами персидской, иудейской, христианской, «позднеантичной» и манихейской религии. «Пространство» – я могу теперь сказать это, пользуясь фаустовским языком, - есть некая строго обособленная от сиюминутной чувственной действительности духовная «сущность», которая не могла быть представлена ни в одном аполлоническом языке, ни в греческом, ни в латинском. Столь же чуждо сконструированное пространство экспрессии и всем аполлоническим искусствам. Крохотная целла раннеантичного храма есть безмолвное, тёмное ничто, изготовленное изначально из самых что ни на есть бренных веществ, некий чехол, натянутый на мгновение, в противоположность вечным сводам магических куполов и готических нефов. А замкнутая колоннада как бы эмфатически подчёркивает, что тело это – по крайней мере на глаз – лишено какого-либо внутреннего содержания. Ни в одной другой культуре стационарность – цоколь – не акцентируется с такой силой. Дорическая колонна просверливает землю; капители постоянно ощущаются снизу вверх, тогда как в ренессансном исполнении они повисают над цоколем; главной проблемой зодческих школ является внутреннее закрепление гештальта. Оттого в архаических творениях чрезмерно подчёркиваются сочленения, поставленная всей ступнёй нога и какой-то расступающийся край длинно ниспадающих одеяний, подчёркнуто являющий «стояние» ноги. Античный рельеф строго стереометрически насажен на плоскость. Есть только промежутки между фигурами, но нет никакой глубины. Напротив, ландшафт Лоррена – это только пространство. Все детали служат здесь его прояснению. Все тела лишь в качестве носителей света, и тени имеют исключительно атмосферический и перспективный смысл. Импрессионизм есть доведённое до конца развоплощение мира, служащее пространству. Из этого мирочувствования фаустовская душа уже в свою предрассветную пору должна была прийти к такой архитектурной проблеме, выражением которой стал пространственных свод мощных, стремящихся от портала в глубину хора соборов. Таковым было выражение её переживания глубины. Но сюда, в противовес выдолбленному магическому пространству экспрессии, присоединяется и устремлённость во вселенские дали. Магические купола, будь то купольные или полукружные, или горизонтальная система балок базилики, покрывают. Стржиговский совершенно правильно назвал архитектурный замысел Св. Софии перенесённой вовнутрь готической распоркой с закрытой наружной поверхностью. Напротив, купол Флорентийского собора, согласно готическому эскизу 1367 года, наложен на корабль, а в эскизе Св. Петра, сделанном Браманте, это вырастает до какого-то нагромождения, великолепное «Выше!» которого Микеланджело довёл до завершения, так что купол теперь воспарил уже над широкими сводами. Этому чувству пространства античность противопоставляет символ совершенно телесного и охватываемого одним взглядом дорического периптера.
Оттого античная культура и начинается с грандиозного отказа от же наличествующего богатого, живописного, почти перезрелого искусства, которое не могло быть выражением её новой души. Суровым и стеснённым, на наш взгляд скудным, повёрнутым обратно к варварскому, противостоит в 1100 года раннедорическое искусство геометрического стиля минойскому. Из трёх столетий, соответствующих времени расцвета готики, до нас не дошло ни одного намёка на архитектуру. Лишь около 650 года до н. э., «одновременно» с микеланджеловским переходом в барокко, появляется тип дорического и этрусского храма. Сякое раннее искусство религиозно, и упомянутое символическое отрицание не менее религиозно, чем готическое и египетское утверждение. Идея сожжения мёртвых ассоциируется с местом отправления культовых действий, а не с культовой постройкой. Поэтому ранняя античная религия, скрывающаяся для нас за многозначащими именами Калхаса, Тиресия, Орфея, возможно и Нумы, располагал для своих нужд тем, что остаётся в наличие, когда из архитектурного замысла возникает само сооружение: священным установлением границ. Оттого-то первоначальным культовым строением является этрусский темплум, некий прост размеченный авгурами на земле священный участок с непереступаемой заповедной чертой и приносящим счастье входом со стороны Востока. Темплум сооружается там, где должно состояться культовое отправление или где находятся представители государственной власти, сената или армии. Отведённый ему срок ограничен временем совершения обряда, после чего запрет снимается. Должно быть, только к 700 г. до н. э. Античная душа заставила себя чувственно воплотить линейную символику этого архитектонического ничто в конкретное архитектурное тело. Евклидовское чувство оказалось сильнее, нежели неприязнь к долговечности.
Напротив, фаустовское зодчество большого стиля начинается с первых же проявлений новой набожности – клюнийская реформа около 1000 года – и нового мышления в споре об евхаристии между Беренгаром Турским и Ланфранком (1050), - и сражу с проектов, исполненных такого исполинского стремления, что часто соборы не могли быть заполнены целыми общинами, как Шпейерский, или никогда не достраивались до конца. Страстный язык этой архитектуры повторяется в поэзии. Как бы ни отстояли друг от друга латинские церковные гимны на христианском Юге и Эдда на остававшемся языческим Севере, они тождественны во внутренней пространственной бесконечности строя стиха, просодики и образности языка. Достаточно прочесть Прорицание вёльвы: это та же железная воля, побеждающая и ломающая всякое сопротивление зримого. Никогда ещё не бывало ритма, которые создавал бы вокруг себя столь чудовищные пространства и дали, как этот древненордический: На гóре будут – излишне долго Мужи и жёны – на свет рождаться, Но мы, мы оба – пребудем вместе, Я и Сигурд.
Акценты гомеровского стиха – это лёгкое дрожание листа под полуденным солнцем, ритм материи; аллитерация Эдды – подобно потенциальной энергии в картине мира современной физики – создаёт еле сдерживаемое напряжение в пустом, безграничном, далёкие грозы в ночи над высочайшими вершинами. В её бушующей неопределённости и растворяются все слова и вещи; это языковая динамика, а не статика. И то же самое можно сказать о меланхоличных ритмах «В самый разгар жизни пребываем в смерти». Здесь предвозвещаются краски Рембрандта и инструментовка Бетховена. Здесь ощущается безграничное одиночество, как родина фаустовской души.
Что такое Валгалла? Неизвестная германцам эпохи переселения народов и даже ещё Меровингов, она была измышлена пробуждающейся фаустовской душой, несомненно под впечатлением антично-языческого и арабско-христианского мифа обеих старших южных культур, повсеместно вторгающихся в новую жизнь своими классическими или священными писаниями, своими руинами, мозаиками, миниатюрами, культами, ритуалами и догмами. И всё-таки Валгалла витает по ту сторону всех ощутимых действительностей, в далёких, тёмных, фаустовских пространствах.
Олимп покоится на близкой греческой земле; рай отцов церкви представляет собой какой-то волшебный сад где-то в магической Вселенной. Валгалла нигде не находится. Потерянная в безграничном, она со своими нелюдимыми богами и витязями выглядит чудовищным символом одиночества. Зигфрид, Парцифаль, Тристан, Гамлет, Фауст – самые одинокие герои всех культур. Припомним в Парцифале Вольфрама чудесный рассказ о пробуждении внутренней жизни. тоска по лесу, загадочная жалость, несказанная заброшенность: это фаустовское и только фаустовское. Каждый из нас знает это. В гётевском Фаусте этот мотив возвращается во всей своей глубине: Я убегал на луговой откос, Такая грусть меня обуревала! Я плакал, упиваясь счастьем слёз, И мир во мне рождался небывалый.
Это переживание мира совершенно незнакомо аполлоническому и магическому человеку, как Гомеру, так и Евангелиям. Кульминация всей поэмы Вольфрама – то необыкновенное утро Страстной Пятницы, когда герой, рассорившийся с Богом и самим собой, встречает благородного Гавана. «Я словно бы обрёл у Бога помощь?» и он отправляется паломником к Тевреценту. Здесь корень фаустовской религии. Здесь становиться понятным чудо евхаристии, связующее участников в мистическую общину, в единоспасающую церковь. Через миф о святом Граале и его рыцарях уясняется внутренняя необходимость германско-нордического католицизма. В противовес античным жертвоприношениям, воздававшимся каждому отдельному божеству в его храме, здесь появляется едина, бесконечная жертва, повсеместное и ежедневно повторяемая. Такова фаустовская идея IХ – ХII веков, эпохи Эдды, предугаданная англосаксонскими миссионерами, вроде Винфрида, но лишь в отмеченное время достигшая зрелости. Собор, чей главный алтарь окружает свершившееся чудо, есть ей окаменевшее выражение.
Множественность отдельных тел, каковой представляется античный космос, требует аналогичного мира богов: таков смысл античного политеизма. Единое мировое пространство, будь то мировая пещера или мировая даль, требует единого Бога магического или фаустовского христианства. Афина и Аполлон могут быть изображены только в статуе, но с давних пор уже чувствовалось, что божество Реформации и Контрреформации может «являться» лишь в буре органной фуги или в торжественной поступи кантаты и мессы. Процесс развития мифа, от образного изобилия Эдды и современных ей легенд о святых вплоть до Гёте, идёт вразрез с античным. Там непрекращающийся распад божественного, приводящий к необозримому множеству богов ранней императорской эпохи, здесь – сплошное упрощение, вплоть до деизма XVIII столетия.
Магическая, подчинённая авторитету церкви в области её западного псевдоморфоза небесная иерархия, от ангелов и святых до лиц Троицы, развоплощается, приобретая всё более и более блёклый вид, и незаметно из круг возможностей фаустовского мирочувствования исчезает также и дьявол, этот великий партнёров готической мировой драме. Его, в кого ещё Лютер запустил чернильницей, давно уже обходят смущённым молчанием протестантские теологи. Одиночество фаустовской души не вяжется с двойственностью мировых сил. Бог сам по себе есть всё. В конце XVII века язык форм живописи обнаруживает свою несостоятельность перед этой религиозностью, и последним уникальным средством религиозного выражения становится инструментальная музыка. Можно сказать, что католическая и протестантская вера относятся друг к другу, как алтарная роспись к оратории. Уже вокруг германских богов и героев настораживаются отрицательные пространства, загадочные темноты; они погружены в музыку и ночь, ибо дневной свет кладёт пределы глазу и, значит, творит телесные вещи.
Ночь развоплощает; день бездушит. У Аполлона и Афины нет «души». На Олимпе сияет вечный свет ясного южного дня. Аполлонический час – это самый полдень, когда засыпает великий Пан. Валгалла беспросветна. Уже в Эдде ощущается та глубокая полночь, которая угнетает Фауста в его рабочем кабинете, на которой изображены гравюры Рембрандта, в которой теряются звуковые краски Бетховена.
Вотан, Бальдур, Фрейя никогда не имели «евклидовского» гештальта. Из них, как и из ведийских богов Индии, нельзя сделать себе кумира и никакого изображения. Эта невозможность заключает в себе рукоположение вечного пространства в сан высочайшего символа, в противоположность телесному изображению, которое низводит его на уровень «окружения», профанирует его и отрицает. Этот глубоко прочувствованный мотив лежит в основе иконоборчества в исламе и Византии – то и другое в VII веке, - как и впоследствии в основе внутренне родственного явления на протестантском Севере. Разве не было иконоборчеством и создание Декартом антиевклидовского анализа пространства? Античная геометрия трактует дневной мир чисел, теория функций есть собственно ночная математика.
Дорическая душа осуществляла символ телесно явленной отдельной вещи, отказываясь от всякого рода больших и обладающих обширным радиусом творений. Есть достаточно веская причина тому, что первая послемикенская эпоха ровным счётом ничего не оставили после себя нашим археологам. Её окончательное выражение – дорический храм, производящий в качестве массивного образования среди ландшафта исключительно внешнее впечатление и отрицающий художественно недооценённое пространство как то, чему и вовсе не следовало бы быть. Египетский ряд колонн подпирает потолок зала. Грек позаимствовал этот мотив и приспособил его к своему замыслу, вывернув тип здания как перчатку. Внешнее расположение колонн есть в некотором роде остаток отвергнутого интерьера.
Пожалуй, нет никакого сомнения в том, что греки, придя от антового храма к периптеру, что по времени совпало с освобождением объёмной пластики от явно египетских образцов рельефообразности, свойственной ещё фигурам Аполлона, находились под сильным влиянием египетских рядов колонн. Это, впрочем, не ставит под сомнение тот факт, что сам мотив античной колонны и античное применение принципа рядов представляют собой нечто вполне самостоятельное.
В противоположность этому магическая и фаустовская душа позволяли своим каменным галлюцинациям возноситься в виде сводчатых перекрытий осмысленных внутренних пространств, структура которых предвосхищает дух обеих математик – алгебры и анализа. В излучающемся из Бургундии и Фландрии способе постройки ребристый крестовый свод со своими распалубками и контрфорсами знаменует конец замкнутого, предопределённого чувственно осязаемыми поверхностями пространства вообще.
В магическом интерьере окна представляют собой просто негативный момент, какую-то нисколько не достигшую ещё уровня художественной формы полезную форму, грубо говоря, не больше, чем отверстия в стене. Там, где без них практически нельзя было обойтись, они в целях художественного впечатления прикрывались хорами, как в восточной базилике.
Архитектура окна – один из наиболее значительных символов фаустовского переживания глубины, принадлежащий исключительно только этому переживанию. Здесь ощутимо выступает воля к прорыву из внутренней замкнутости и беспредельное, как позднее к тому же стремилась и ставшая под этими сводами родной музыки контрапункта, бестелесной мир которой навсегда остался миром ранней готики.
Повсюду, даже в более позднее времена, когда полифоническая музыка достигла наивысшего расцвета, как в Страстях по Матфею, Героической симфонии, Тристане и Парсифале Вагнера, она становилась соборной и возвращалась к своим истокам, к каменному языку эпохи крестовых походов. Вся мощь глубокомысленной орнаментики с её причудливо зловещими превращениями растений, животных и людей (Сен-Пьер в Муассане), отрицающей ограничительное действие камня, растворяющей линии в мелодиях и вариациях темы, фасады – в многоголосных фугах, телесность статуй – в музыке складок одеяний, понадобилась для того, чтобы окончательно изгнать античный налёт телесности. Только это и придаёт гигантским витражам соборов с красочной, просвеченной, стало быть, совершенно нематериальной живописью их глубокий смысл – искусство, никогда и нигде не повторяющееся и являющее сильнейший из всех мыслимых контрастов античной фрески. Это отчётливее всего видно, например, в парижской Сен-Шапель, где рядом со светящимся стеклом камень почти исчезает.
В противоположность фреске, этой телесной сросшейся со стеною картине, краски которой производят впечатление материи, здесь нам встречаются краски, исполненные пространственной свободы органных звуков, полностью отрешённые от посредничества несущей плоскости, и лики, вольно парящие в безграничном. Сравним теперь с фаустовским духом этих почти бесстенных, высокосводчатых, красочно мерцающих, устремлённых к хору церковных кораблей впечатление, получаемое от арабских – следовательно, древнехристианско-византийских – купольных построек. Даже висячий купол, как бы свободно реющий над базиликой или восьмиугольником, означает преодоление античного принципа естественной тяжести, выраженного в соотношении колонны и архитрава. Здесь также отрицается всякая телесность в сооружении. Налицо полное отсутствие «внешнего». Но плотно состыкованная со всех сторон стена тем решительнее замыкает полость, за пределы которой не прорывается ни один взгляд, ни одно упование. Призрачно запутанное переплетение форм шара и многоугольника, тяжесть, невесомо парящая над землёй на каменной кольце и плотно запирающая внутреннее пространство, утаивание всех тектонических линий, маленькие отверстия в самом верху свода, сквозь которые просачивается неопределённый свет, лишь беспощаднее подчёркивающий огороженность пространства, - такими предстают перед нами шедевры этого искусства, Сан-Витале в Равенне, Св. София в Византии, Пещерный Храм в Иерусалиме.
Вместо египетских рельефов с их чисто плоскостной обработкой, тщательно избегающей всякого ракурса, намекающего на боковую глубину, вместо втягивающей внешнее мировое пространство оконной росписи соборов, мерцающая мозаика и арабески с преобладающими в них золотым тоном одевают все стены и окутывают полости в сказочную неопределённую призрачность, остававшуюся всегда столь соблазнительной для северного человека во всяком мавританском искусстве.
Как и обещал, помещаю критический отрывок из «Заката Европы», посвящённый классической политэкономии и политэкономии Маркса. Надо сказать, ряд положений, внешне выглядящие малопривлекательно, являются едва ли не дословно перекличкой с «Цитаделью» Сент-Экзюпери.
К несчастью, современная политическая экономия возникла в эпоху классицизма, когда не только статуи, вазы и чопорные драмы считались единственным подлинным искусством, но и изящно отчеканенные монеты – единственными настоящими деньгами. К чему, начиная с 1768 г. со своими нежно тонированными рельефами и чашками стремился Веджвуд, к тому же, вообще говоря, устремился именно тогда и Адам Смит со своей теорией стоимости: чистое присутствие осязаемых величин. Ибо когда стоимость вещи измеряется величиной трудозатрат, это всецело соответствует путанице между деньгами и деньгами физическими. «Труд» здесь – это уже не действие в мире действий, труд как таковой, который, продолжая жить во всё более отдалённых кругах, бесконечно различен по внутреннему своему значению, своей напряжённости и дальнодействию и, подобно, электрическому полю, может быть измерен, но не обособлен, но представляемый совершенно материально его результат, выработка, осязаемое нечто, в котором невозможно заметить ничего достойного внимания, кроме именно объёма.
Однако в полную противоположность этому экономика европейско-американской цивилизации строится на таком труде, который выделяется исключительно своим внутренним рангом – в больше степени, чем это было когда-либо в Китае, Египте, уж не говоря об античности. Не напрасно мы живём в мире экономической динамики: труд единиц оказывается здесь не по-евклидовски суммируемым, но возрастает в функциональной взаимозависимости. Исключительно исполнительский труд, который только и учитывается Марксом, является не более чем функцией изобретательского, упорядочивающего, организующего труда, только и придающего всему прочему смысл и относительную стоимость, создающего саму возможность того, что он будет выполнен. Вся мировая экономика после изобретения паровой машины есть творение очень небольшого числа выдающихся умов, без высокоценного труда которых ничего прочего просто не было бы, однако их отдача – это творческое мышление, а не «количество», и его денежный эквивалент выражается, таким образом, не в некотором числе дензнаков, но это и есть деньги, а именно фаустовские деньги, которые не чеканятся, но в качестве центров действия мыслятся изнутри жизни, внутренний ранг которой возвышает мысли до значения фактов.
Мышление деньгами порождает деньги: вот в чём тайна мировой экономики. Если организатор большого стиля пишет на бумаге: «миллион», - этот миллион уже имеется, ибо сама личность этого человека в качестве экономического центра служит ручательством соответствующего повышения экономической энергии его области. Именно это, а не что-то иное означает для нас слово «кредит». Однако всех золотых монет на свете не хватило бы на то, чтобы придать смысл, а значит, и денежную стоимость деятельности рабочего, занятого ручным трудом, когда со знаменитой «экспроприацией экспроприаторов» выдающиеся способности оказались бы удалены из собственных творений, вследствие чего те лишились бы души и воли, сделавшись пустыми оболочками.
В этом Маркс классицист, как и Адам Смит, и настоящий продукт римского правового мышления: он видит лишь устоявшуюся величину, но не функцию. Он желал бы отделить средства производства от тех, чей дух – через изобретение технологий, организацию высокопроизводительных предприятий, завоевание сфер сбыта – только и делает из сплетения стальных ферм и кирпичной кладки фабрику, которая никогда бы не возникла, когда бы их силы не нашли себе приложения.
Предположим, рабочие взяли управление заводом в свои руки: от этого ничего не изменится ровным счётом. Одно из двух: они оказываются ни на что не способны, и тогда всё погибает; или же они что-то могут – тогда они сами делаются предпринимателями внутренне и помышляют лишь о том, как утвердить свою власть. Никакая теория не в состоянии отменить этот факт: так уже устроена жизнь.
Тому, кто желает создать теорию современного труда, следует помнить об этом основополагающем моменте всей жизни вообще: в любом образе жизни существуют объекты и субъекты, и различие тем выпуклее, чем значительнее, чем оформление жизнь. всякий поток существования состоит из меньшинства вождей и большинства ведомых, а значит, всякая экономика – из труда руководящего и исполнительского. Приземлённому взгляду Маркса и социалистических идеологов вообще виден лишь последний, мелкий, массовый труд, однако он появляется лишь вследствие первого, и дух этого мира труда может быть понять, лишь исходя из высших возможностей. Меру задаёт изобретатель паровой машины, а не кочегар. Мышление – вот что важно.
Точно также есть субъекты и объекты в мышлении деньгами: те, кто их в силу свойств своей личности их создаёт и ими управляет, и те, кто ими поддерживается. Деньги фаустовского стиля – это абстрагированная от экономической динамики фаустовского стиля сила, так что вопрос судьбы единичного человека, экономическая сторона его жизненной судьбы: воплощает ли он собой благодаря внутреннему рангу своей личности некую часть этой силы или же оказывается по отношению к ней всего лишь массой.
Насколько я понимаю, коммунистическое общество по Марксу - «постэкономическое», «царство свободы» - как раз предполагает избавление человечества от нетворческого, повторительного труда. «Рабочие, взявшие управление заводом (заводами) в свои руки» - лишь возможный переходный этап.
Любопытно. А ведь наряду с различиями по содержанию можно найти формальные аналогии между этими эпохами. Микенская Греция для классических эллинов будет аналогом античного мира для классической европейской культуры. Крушение Микенской Греции и нашествие дорийцев вполне соответствует крушению античного мира и нашествию варваров. «Тёмные века» Греции и «тёмные века» Средневековья. Возникновение полисов, развитие архаического, а после классического искусства и греческая колонизация соответствуют появлению независимых городов, эпохе Возрождения и Великим географическим открытиям европейцев.
Кроме того, есть основания полагать, что соотношение Микенской Греции и доиндоевропейского мира Крита и Киклад будет похожим. По крайней мере, на эти мысли наводит чтение книги А.Бартонека «Златообильные Микены» (М.: Наука, 1991).
цитатаМикенская Греция для классических эллинов будет аналогом античного мира для классической европейской культуры. Крушение Микенской Греции и нашествие дорийцев вполне соответствует крушению античного мира и нашествию варваров.
Почти точная мысль. «Почти» - потому, что Микенская Греция для классической (чисто типологически) - скорее аналог средних веков (в его лучших образцах) по отношению к новоевропейской культуры. В отношении нашествия дорийцев - аналогия точная, хотя почему только дорийцев? Микенская Греция была разрушена совсем иными племенами, а дорийцы подключились лишь на заключительном этапе этого переселения, когда Греция уже была в основном в руинах. Сами понимаете, это лишь типологические параллели, и очень приблизительные.
Сат-Ок, насчет мышления и денег - это «старина» в самую точку. Деньги не на бумаге, деньги в головах. А бумажка что - фикция. Бумажка - она и есть бумажка. Мне всегда эта его идея нравилась, рад что вы ее привели. Вообще, именно в анализе современной ему исторической действительности Шпенглер был, кажется, наиболее точен. Но не кажется ли вам, Сат-Ок, что именно здесь, особенно в рассуждениях о труде, проявляется какая-то двойственность Шпенглера, а именно: разрыв между правотой логической и неправотой нравственной? Одно дело говорить о реальных возможностях исторического момента, другое - утверждать данный миропорядок как единственно должный (а этот мотив у него явно звучит), а стало быть протест против него (пусть даже и в мыслях) - преступление против человечества. Кажется, что-то подобное сейчас начинают снова воздвигать на щит.
Цитатник, именно по указанной вами причине я и не считаю себя его апологетом. Но поразительные совпадения сути его отдельных высказываний с Сент-Экзюпери меня в своё время потрясли и озадачили. Но это, как говорится, уже другая история.
Шпенглер же вообще отрицал представление о всемирной истории и каком-либо прогрессе. Так что будущим его проймёшь. Субъективный идеализм-с… Про деньги из головы – справедливо полностью только в отношении фаустовского мира. С оговорками – в отношении Египта и Китая (абстрактные бумажные деньги, как известно, изобрели в Китае. Как и бумагу).
Воспринимая такие выводы, надо всегда держать в памяти исключительную интровертность и глубинную катастрофичность мировосприятия этого мыслителя (с минимальными оговорками его можно назвать визионером, которому было дано созерцание глубины, но не дано созерцания высоты, как Д. Андрееву). Он был настолько раним, что мог плакать от умиления, глядя на готические соборы и мучиться головной болью от лицезрения зданий в стиле модерн – всех этих бирж, вокзалов начала ХХ века. Свой текст он ненавидел, считая его поразительно неполноценным по сравнению с переживаниями прошлого, которые его охватывали, но тут уж никакой язык был бы ему не в помощь. Воистину человек безумно страдал от того, что «мысль изречённая есть ложь».
АК, формальное сходство неизбежно будет прослеживаться, потому что – какое растение ни расти, а всё поначалу из земли стрелка пробивается, потом только веточки пойдут, а уж совсем после – листочки да плоды. Приведённая тобой параллель и есть материал для исторической асинхронии, когда с полным основание утверждается, что Наполеон – это Александр Македонский фаустовского мира, а Ньютон – Евклид. Основные фигуры при тщательном рассмотрении прослеживаются на любом материале.
2. Гумилев-Шпенглер ошибался (причем неоднократно, но не будем растекаться мыслью). Даже в лингвистике, даже там, где она точная наука, вряд ли найдутся универсальные константы для конкретного языка навсегда. Все меняется с течением времени, все неодинаково для всех. А историософия не то что точная, а совсем не наука, а некая рефлексия над ее нынешним состоянием. А уж найти для всех такую универсальную константу, как время жизни этноса - это уже самонадеяно. 3. В древности этносы живали и значительно долее, а теперь и несколько столетий - много. Время культуры убыстряется, быстрее протекают процессы. Все же значительно проще, чем с ГШ, иметь дело с Данилой Андреевым и его метаисторией. Известен его источник (с ним не поспоришь), известно, где он домыслил (он сам об этом говорит) или не получил данных. Потом, планы Провидения могут измениться, и это тоже учитывается. К тому же ДА не лезет в историю, а ограничивается метаисторией. А с ГШ - на таких широких обобщениях и "самая всеобъемлющая голова" сломается, а ГШ не был таковой для своей эпохи. Интересно про себя учитывать их идеи в работе, но прямо опираться на них - обрекать себя заранее. Испытано многократно и многими на своей шкуре.
найти для всех такую универсальную константу, как время жизни этноса - это уже самонадеяно.
Это слова, а дело сделано и огромная масса взаимосвязанных фактов найденную константу обосновывает.
Цитатник Мао пишет:
цитата:
В древности этносы живали и значительно долее, а теперь и несколько столетий - много.
А какие примеры?
Цитатник Мао пишет:
цитата:
историософия не то что точная, а совсем не наука, а некая рефлексия над ее нынешним состоянием.
Это рефлексия не над наукой, а над самой историей. А уж использовать философскую рефлексию в качестве зеркала науки - вторично.
Цитатник Мао пишет:
цитата:
А с ГШ - на таких широких обобщениях и "самая всеобъемлющая голова" сломается
Произошло чудо - не сломалась :) Нормальные обобщения. А уж колоссальную эрудицию ГШ отрицать - просто не знать об их личностях.
Цитатник Мао пишет:
цитата:
Интересно про себя учитывать их идеи в работе, но прямо опираться на них - обрекать себя заранее.
Смотря в какой конкретно работе и на что обрекать. На невозможность вписаться в научное сообщество - да, конечно. Работа современного историка вообще не предусматривает процедуры философской рефлексии. В этом как раз и проявляется дискретный характер современной науки, только уходящей от позитивизма и пока откровенно страшащейся целостных обобщений. Стал вот Юрганов методологически опираться на феноменологию, так его начали понемногу мистиком крестить, хотя его "Категории русской средневековой культуры" - полный аналог монографии Гуревича, только на нашей почве, которую освоить неизмеримо сложнее.
"Очень трудна работа историка, особенно когда ученые стали заниматься главным - историей духовных ценностей, процессом перестройки сознания и структурой ноосферы - суммы созданных человеком знаний, искусства и мечты" (ЧБ).
Отправлено: 13.01.10 01:58. Заголовок: Сат-Ок пишет: Это с..
Сат-Ок пишет:
цитата:
Это слова, а дело сделано и огромная масса взаимосвязанных фактов найденную константу обосновывает.
Не обосновывает, а подгоняет под "правильный" ответ. Но с годами подгонять становится все труднее - все теории рано или поздно устаревают.
Сат-Ок пишет:
цитата:
Цитатник Мао пишет: цитата: В древности этносы живали и значительно долее, а теперь и несколько столетий - много.
А какие примеры?
Вы не слышали про древнеегипетскую цивилизацию? Про цивилизацию "черноголовых"? Про древнеиндийскую цивилизацию (в ней типологическая "древность" продолжалась до мусульманского завоевания)? Про древнекитайскую цивилизацию, которую, по выражению Малявина, разбудил только гром английских пушек? Про древнеяпонскую (финал аналогичен, только пушки американские)? Все они протянули дольше 1500. Крито-минойская протянула ровно 1500 и была разрушена взрывом вулкана на пике могущества. Средневековая европейская - 1000, а Новоевропейская едва за 500 перевалила, а уже на ладан дышит (без всякого внешнего участия, ибо слабО). Просто время убыстрилось. Вот и примеры.
Сат-Ок! Не помню кого, но справедливо, вы призвали не отвечать на текст "внарезку", ибо конрпродуктивно. В меру сил следуйте этому и сами. Как мне отвечать на дальнейшее, на такой прогон, к примеру: Сат-Ок пишет:
цитата:
Цитатник Мао пишет: цитата: Интересно про себя учитывать их идеи в работе, но прямо опираться на них - обрекать себя заранее.
Смотря в какой конкретно работе и на что обрекать. На невозможность вписаться в научное сообщество - да, конечно. Работа современного историка вообще не предусматривает процедуры философской рефлексии. В этом как раз и проявляется дискретный характер современной науки, только уходящей от позитивизма и пока откровенно страшащейся целостных обобщений. Стал вот Юрганов методологически опираться на феноменологию, так его начали понемногу мистиком крестить, хотя его "Категории русской средневековой культуры" - полный аналог монографии Гуревича, только на нашей почве, которую освоить неизмеримо сложнее.
"Мистиком крестить" - экая незадача, да еще и в наше время . А вы в курсе, сколько дерьма выхлебал Гуревич за свою жизнь, и без всякой мистики и оппортунизма? "Невозможность вписаться в научное сообщество" - да я об этом и не мечтал, да и начхал. А вы знаете, сколько дерьма я выхлебал? За что? Да за то, за что сейчас сдержанно похваливают. Такое бывало - хоть в петлю. И поддерживал меня тогда один единственный человек (не считая жены ) - моя научрук, ученица Ю.Н.Рериха. Остальное "научное сообщество", кто крысами не окрысился, как ветром сдуло. А вы: "невозможность вписаться в научное сообщество". Видать, немного вы по этой дорожке прошли, если о такой суете даже заикаетесь.
Вы не слышали про древнеегипетскую цивилизацию? Про цивилизацию "черноголовых"? Про древнеиндийскую цивилизацию (в ней типологическая "древность" продолжалась до мусульманского завоевания)? Про древнекитайскую цивилизацию, которую, по выражению Малявина, разбудил только гром английских пушек? Про древнеяпонскую (финал аналогичен, только пушки американские)? Все они протянули дольше 1500. Крито-минойская протянула ровно 1500 и была разрушена взрывом вулкана на пике могущества. Средневековая европейская - 1000, а Новоевропейская едва за 500 перевалила, а уже на ладан дышит (без всякого внешнего участия, ибо слабО). Просто время убыстрилось. Вот и примеры.
Вы про другое говорите. Всё это превосходно описано у ГШ. Термин "цивилизация" вы просто в другой парадигме используете и другие критерии вычленяете. В истории не может быть одной модели, поэтому это очень хорошо. Другое дело - степень проработанности теории.
Даже такой герметичный монолит, как Египет, менял смыслы своего существования. В самом деле надо тщательно прописать огромное отличие Древнего и Нового царств в Египте? Обосновывать неразрывную морфологическую преемственность Ср. в. и Н. вр.?
Ведь это значит просто страницами перепечатывать... Ну, простите, не готов я сейчас к таким подвигам. Да вам это и не нужно, верно?
Цитатник Мао пишет:
цитата:
Не помню кого, но справедливо, вы призвали не отвечать на текст "внарезку", ибо конрпродуктивно. В меру сил следуйте этому и сами. Как мне отвечать на дальнейшее, на такой прогон
Да, было года 4 назад. Спасибо, что помните :) Следовать не получается - много деталей, отвечать на которые широко - значит, их так или иначе прописывать заново, а это время. Стиль сжимается, тяготеет к афористичности вместо повествовательности. А почему так грубо - "прогон"? Вам показалось, что я заподозрил вас в доминирующих карьерных притязаниях? - упаси бог.
Кроме этого, процитировали вы два смысловых блока, а отреагировали на один.
А за что сейчас сдержанно похваливают?
Что до суеты, то я из-за неё, насмотревшись на потуги жены общаться с кафедральными собраниями, имеющими в совокупности меньше изданных работ, чем у неё, даже и не заикаюсь думать о диссертации - только деньги и нервы жечь, а толку пшик.
Отправлено: 13.01.10 13:27. Заголовок: Сат-Ок пишет: Даже ..
Сат-Ок пишет:
цитата:
Даже такой герметичный монолит, как Египет, менял смыслы своего существования. В самом деле надо тщательно прописать огромное отличие Древнего и Нового царств в Египте? Обосновывать неразрывную морфологическую преемственность Ср. в. и Н. вр.?
Против этого не возражаю. Вообще, против того, что вы пишете - нет возражений. Да и сам это вроде знал прекрасно. Но странное дело, как только об этом начинают рассуждать Ш или Г - появляется протест. Отчасти это связано с тем (наверное), что их труды, несмотря на штудирование (они входили во вступительные и канд. минимум по специальности), никак к реальной работе не приложились. Но дело не только в этом. Тут что-то было личное. Ведь к Тойнби я отношусь спокойнее, хотя его писания - ни дерзости, ни фантазии, благопристойная английская беседа о погоде. Мне наш разговор всю ночь "спокою не давал", а поутру вдруг все встало на свои места. Я понял: дело в том, что у меня уже давно своя историософия. У нас с ГШ, как сказали бы логики, "тезаурусы не пересекающиеся", отсюда взаимопонимание невозможно. Поэтому я у них двух строк прочитать не могу без вопля: "Да не так же все было!"
Пост N: 3137
Зарегистрирован: 19.05.05
Откуда: Моя Родина - СССР, Москва
Отправлено: 13.01.10 13:45. Заголовок: Ясно :) У меня во мн..
Ясно :) У меня во многом тоже своя (в смысле - несводимая к ГШ), но я в этом смысле позволяю существовать эклектике - под разные задачи разные инструменты. А вы у Шубина читали историософские работы?
Пост N: 3138
Зарегистрирован: 19.05.05
Откуда: Моя Родина - СССР, Москва
Отправлено: 13.01.10 13:53. Заголовок: Вообще, я тут колесо..
Вообще, я тут колесо изобрёл (не может быть, что до меня об этом никто не подумал) - существует принцип неопределённости для гуманитарных наук. Чем шире обобщения, тем уязвимее фактологическая доказательность, хоть бы она и была столь невероятно огромна, как у ГШ. Уязвимее не потому что непроработана, а потому что те же элементы можно выстраивать в различные конфигурации (не бесконечно - пинок постмодерну - но многократно, со взаимными пересечениями и без оных). Именно как принцип многослойности любой человекомерной системы и нераздельность её субъект-объектности.
Кроме этого, процитировали вы два смысловых блока, а отреагировали на один.
Чтобы избежать нарезки. Вообще, брат Сат-Ок, уж извини, что наехал на тебя ночью - ей-богу не со зла, просто вспомнил все, и не только про себя, но и про знакомых и товарищей своих. Уникальные специалисты в Союзе (иногда и в мире), а гнобили и шпыняли как шантропу последнюю. Кого-то вусмерть сгнобили раньше времени. Кого-то гнобят и по сей день (но не сильно уже, скорее по-привычке). Научный эгрегор все же жесткий очень, без нужды, и не только у нас, но и в загранке то же самое.
Отправлено: 13.01.10 14:13. Заголовок: Сат-Ок пишет: А за ..
Сат-Ок пишет:
цитата:
А за что сейчас сдержанно похваливают?
За применение (удачное) семиотических, математических и палеопсихологических методов для реконструкции духовной культуры древности.
Сат-Ок пишет:
цитата:
Что до суеты, то я из-за неё, насмотревшись на потуги жены общаться с кафедральными собраниями, имеющими в совокупности меньше изданных работ, чем у неё, даже и не заикаюсь думать о диссертации - только деньги и нервы жечь, а толку пшик.
Да, нет необходимости в таком гиморе. Это у нас, в гуманитарной "большой" (не вузовской) науке без бумажки о степени ты никто, с тобой и разговаривать всерьез не станут, вот и вынуждены все защищаться. А педагог - как инженер - он и без бумажки педагог (зачем вообще степени в педагогике?).
Сат-Ок пишет:
цитата:
А вы у Шубина читали историософские работы?
Хотел сказать да, но вспомнил, что читал одну, и то название не помню. Не могли бы вы дать ссылки? Кстати, много раз упоминалась работа Капицы по демографии - как ее найти?
Сат-Ок пишет:
цитата:
Вообще, я тут колесо изобрёл (не может быть, что до меня об этом никто не подумал) - существует принцип неопределённости для гуманитарных наук. Чем шире обобщения, тем уязвимее фактологическая доказательность, хоть бы она и была столь невероятно огромна, как у ГШ.
В точку, и самое уязвимое, что данные в конкретных дисциплинах устаревают быстрее, чем историософы успевают о них узнать, не то что осмыслить.
Пост N: 3139
Зарегистрирован: 19.05.05
Откуда: Моя Родина - СССР, Москва
Отправлено: 13.01.10 14:14. Заголовок: Да, там, где побывал..
Да, там, где побывали вы, меня точно не было.
То, что не со зла - понимаю. Всё в порядке. Мотивация первична, я сам такой. А нехорошая мотивация, как правило, у воинствующих дилетантов (всуе не упомянем).
На самом деле мне было полезно внезапно оказаться перед преградой и подумать наново. А в загранке, думаю, всё намного холоднее и отчуждённее.
Уязвимее не потому что непроработана, а потому что те же элементы можно выстраивать в различные конфигурации (не бесконечно - пинок постмодерну - но многократно, со взаимными пересечениями и без оных). Именно как принцип многослойности любой человекомерной системы и нераздельность её субъект-объектности.
Опять в точку, типологию можно строить в нескольких измерениях сразу, причем непересекающихся.
Пост N: 3140
Зарегистрирован: 19.05.05
Откуда: Моя Родина - СССР, Москва
Отправлено: 13.01.10 21:35. Заголовок: Возникает интересная..
Возникает интересная НФ-гипотеза. У ИАЕ, как известно, принцип неопределённости в физике преодолён (насколько я понимаю, биполярной наукой). Так и в истории должно быть то же. Вижу только одну возможность, логически увязанную с морфологией ЭВК-ЭВР-мира - стопроцентное считывание прошедшей реальности с хроник Акаши. Создание саморазвёртывающейся голографической Универсальной истории Земли с любой степенью приближения и возможностью со-переживания как эгрегорам в их историческом развитии, так и конкретной мотивации внутреннего мира любого из людей прошлого.
Создание саморазвёртывающейся голографической Универсальной истории Земли с любой степенью приближения и возможностью со-переживания как эгрегорам в их историческом развитии, так и конкретной мотивации внутреннего мира любого из людей прошлого.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
. 
. А вы в курсе, сколько дерьма выхлебал Гуревич за свою жизнь, и без всякой мистики и оппортунизма? "Невозможность вписаться в научное сообщество" - да я об этом и не мечтал, да и начхал. А вы знаете, сколько дерьма я выхлебал? За что? Да за то, за что сейчас сдержанно похваливают. Такое бывало - хоть в петлю. И поддерживал меня тогда один единственный человек (не считая жены 
- участник сейчас на форуме