Отправлено: 07.03.10 15:28. Заголовок: НФ-пособие. С. В. Лукьяненко

С. В. Лукьяненко

Сумеречный дозор Сергея Лукьяненко

Сергей Владимирович Лукьяненко – один из наиболее читаемых писателей. Он наш современник, и его творческий путь складывается на наших с вами глазах. Писать этот сравнительно молодой ещё автор начал, по его собственному признанию, в раннем возрасте, когда не находил ничего, что прочитал бы с удовольствием сам. Постепенно увлечение трансформировалось в главное занятие жизни, а профессия (врач-психиатр) – в увлечение.
Роман «Рыцари сорока островов» – первое крупное произведение автора, и в нём ясно прослеживается влияние творчества Крапивина. Но, пожалуй, лишь героями (роман написан о детях) да сквозной темой любви и дружбы сходны произведения писателей.
Заметную часть творчества Лукьяненко занимают рассказы. Они прекрасно выписаны, призваны осмыслить сложные проблемы становления человека в нарождающемся информационном обществе. Вот только положительного решения писатель не находит, и его разочарование столь велико, что появляются все признаки самоубийственной ацедии («Проводник отсюда»).
Сейчас Лукьяненко – писатель культовый, он давно отошёл от подражания кому бы то ни было, а фильмы «Ночной дозор» и «Дневной дозор» по одноимённым книгам смотрели, наверное, все. В этой трилогии (есть ещё «Сумеречный дозор») наиболее открыто – даже в заголовках – прослеживается центральная идея его творчества. Идея эта в полной симметрии добра и зла, в их взаимозаменяемости и относительности. Начало такому мировоззрению было положено уже во втором романе писателя – «Мальчик и Тьма», где каждая Сила мира дополняет другую и зависит от неё.
Подобный подход свойствен не одному лишь Лукьяненко. Скорее, это системное качество всей постсоветской фантастики, в которой новая волна энергичных авторов пытается осмыслить проблемы существования в мире плоскостного плюрализма, размывающего любые нравственные ориентиры, подобно тому как наводнение размывает фундамент любого устремлённого ввысь строения. Попытки сохранить душевное равновесие происходят за счёт примирения с действительностью и своеобразного служения этой действительности, в результате чего даже критика происходящего становится бессильной и безнадёжной.
Однако у произведений с аморфной этикой, где добро и зло оказываются близнецами, будущего нет. Мир может быть жестоким и неприглядным, но возможности преображения всегда сохраняются, стоит лишь ввести в условие задачи объективное нравственное измерение. В предлагаемом романе такое измерение есть.

«Рыцари сорока островов»

цитата:

Раньше мне очень хотелось увидеть рассвет. Нет, не восход солнца – это уже не рассвет, это начало утра. Мне хотелось уловить тот миг, когда отступает ночь, тёмное небо становится сиреневым, прозрачным, чуть розовым на востоке. Но поймать мгновение рассвета оказалось так же трудно, как поймать момент наступления сна. Ещё секунду назад вокруг была ночь, тяжёлая и беспросветная, словно бы даже окрепшая в предутренние часы. И вдруг что–то неуловимо меняется. Проходит минута, другая... И ты понимаешь, что воздух светлеет, тёмные, пугающие силуэты превращаются в обыкновенные деревья, а небо становится чистым и нежно–фиолетовым. Это – рассвет. Наверное, он приходит, когда уже не остается сил выдерживать ночь. Это ещё не утро, это просто конец темноты. Это – рассвет.

Напишите изложение или мини-сочинение на тему: «Время рассвета».


Подростки – не дети

Вместо эпиграфа

Погляди: что за ржавые пятна в реке? –
Зло решило порядок в стране навести.
Рукояти мечей холодеют в руке,
И отчаянье бьётся, как птица, в виске,
И заходится сердце от ненависти!

Да, нас ненависть в плен захватила сейчас,
Но не злоба нас будет из плена вести;
Не слепая, не чёрная ненависть в нас.
Свежий ветер нам высушит слёзы у глаз
Справедливой и подлинной ненависти!

Ненависть! – пей, переполнена чаша!
Ненависть требует, выхода ждёт…
Но благородная ненависть наша
Рядом с любовью живёт!

(В. С. Высоцкий)

Дерево и сталь

цитата:

Парень навёл свой фотоаппарат, замер. Как–то странно улыбнулся. Я так улыбаюсь, когда чувствую себя виноватым, а сознаться не хватает смелости. Мною овладел непонятный страх. Но палец корреспондента уже плавно давил на кнопку. Фотоаппарат щёлкнул. Очень громко щёлкнул, обычные «Зениты» снимают гораздо тише. И наступила темнота.

Вот так просто и незамысловато попадает главный герой романа Димка на Острова. Там сразу же обострённо проявляются типично подростковые черты его характера:

цитата:

Страх сразу прошёл. Я встал и огляделся, не обращая на мальчишек никакого внимания. <…> Меня почему–то брала досада, что падая, я не успел ничего этого разглядеть и теперь стою с видом полного идиота. Я порядком разозлился и заговорил с окружавшими меня ребятами довольно грубо: – Может хватит на меня смотреть? Я не на витрине!

Интересно то, что Димка изначально ощущает дух соревнования при всех встречах с незнакомыми ребятами. Появление незнакомых сверстников для него – прежде всего вызов, когда он должен «сохранить лицо».

цитата:

Самый младший из ребят, лет одиннадцати, в оранжевых плавках и смешной белой кепочке от солнца, громко сказал: – А наш Замок – Замок Алого Щита! Он лучший на Островах! И отступил назад, словно сам испугался своей смелости. Все засмеялись. Я тоже улыбнулся невольно, потому что понял – что бы со мной ни случилось, вокруг настоящие, хорошие ребята.

Одиннадцать лет – классический возраст крапивинских героев. В этом возрасте ребёнок гораздо более естествен. Неудивительно, что как раз такой малыш снимает димкину настороженность.
Дима, между тем, оказывается в совершенно непонятной ситуации.

цитата:

Всё это было и глупо, и смешно, и немного жутко. В море, а может быть в океане, а может быть – на полностью покрытой водой планете, имелось сорок маленьких островов. На каждом острове стоял замок, со своей эмблемой и названием. Каждый остров, а точнее, замок, был связан с тремя соседними островами. Нашими соседями были двенадцатый, двадцать четвёртый и тридцатый острова – иначе говоря, острова Весёлых братьев, Горячей воды и Чёрных звёзд. У нашего острова был тридцать шестой номер. На всех островах жили мальчишки и девчонки, попавшие туда так же, как и мы. На каждом острове – человек по десять, пятнадцать... И вся эта орава играла. Во что? Ну, вроде как в рыцарей, сражались этими самыми деревянными мечами, кинжалами, пытаясь захватить соседние острова... – Зачем? – тут же спросил я. И Малёк спокойно разъяснил – те рыцари, которые завоюют все сорок островов, считаются победителями. И возвращаются домой. На Землю.

Однако желание смеяться пропало очень быстро. Всё оказалось слишком серьёзно. И шокирующая ситуация произошла сразу же после беспечного купания.

цитата:

А потом меня резанул знакомый голос. – Ребята! Двадцать четвёртый остров шёл в атаку. Они были совсем рядом. А Малёк стоял рядом со мной, и по лицу его текла кровь. В него метнули нож. ...Я больше не думал об игре. Здесь всё было настоящее – друзья и море, враги и замки. И выбор был прост – ты, или тебя. Я кидался вперед, и мой меч звонко отбивал чужие удары. Помню, один раз на меня бросились трое, – старше и сильнее. Но кто–то, кажется Толик, подбежал и встал рядом.

Привычная картина мира не просто нарушается, она ломается жесточайшим образом. И тот, кто не может перестроиться буквально сию секунду, гибнет.
Произвольные желания стоят здесь немногого. Выжить можно только всем вместе, командой. Все чувства резко поляризуются. Все чужие – враги, все свои – как минимум соратники, уже хотя бы потому, что от внутренних взаимоотношений зависит жизнь всех остальных. Попавшим на острова ребятам предложены предельно жёсткие условия, выше которых, сохранив жизнь, подняться нельзя.

Подумайте, какие качества личности стимулируются подобными условиями.

цитата:

...Уже в замке Тимур рассказал, как всё было. Они сразу с самого утра почувствовали неладное. Обычно тридцатый остров выставлял на мост троих–четверых, а сегодня пришли семеро. Но до самого вечера «тридцатка» в драку не лезла. Наверное, выжидали, пока ребята расслабятся. И дождались. Оставался какой–то час дежурства, когда один из мальчишек с тридцатого острова стал уходить обратно, к своему замку. Это был обман. Он отошёл шагов на пять, за ним перестали следить, а он вдруг резко повернулся и выстрелил из арбалета. Стрела попала в плечо Игорю–длинному, но тот всё–таки выстрелил в ответ, и удачно: враг упал, или убитый, или тяжело раненный. Но у «тридцатки» был ещё один арбалетчик, он выстрелил в Игоря и попал ему в голову. Игорь упал, он сразу потерял сознание. Его ударили по лицу ещё раз, мечом, но тут Ромка бросился вперед и заколол одного из нападавших. Другие стали отступать, и Ромка бросился следом, не сообразив, что будет один против пятерых. Его ударили в грудь, подоспел Тимур и оттащил Ромку назад. Положение было жутким. Один Игорь был ранен в руку, другой без сознания, а у Ромки кровь даже не текла, а хлестала из раны. Наверное, удар пришёлся по какому–то сосуду, и Ромка, хоть и оставался в сознании, но слабел с каждой секундой. Тогда Игорь–длинный взял меч в левую руку и велел Тимуру уводить раненных. Игоря приходилось нести на спине, Ромка вначале шёл сам. Потом он вконец ослабел, и Тимур стал волочить обоих, хорошо ещё, дорога шла под уклон. Оглядываясь, он видел, как Игорь–длинный дерётся левой рукой. Его почти сразу прижали к ограде моста, и тогда он отбросил меч, схватил одного из нападавших и вместе с ним перекинулся через перила. А Тимур был уже у самого замка, когда увидел, что для Ромки игра кончилась навсегда. Навстречу ему выбежал Костя, помог дотащить ребят. Девчонки пытались перевязать Игоря, но тот вдруг начал задыхаться, и они ничего не смогли сделать...

Побеждает не сила, но воля. Это первый вывод, который можно сделать по прочтении первых глав. Тот, кто не захочет убивать, будет сражаться деревянным клинком. И всё закончится очень быстро.
Мучительные и спутанные размышления Димки, если переложить их на универсальный язык диалектики, таковы: первый шаг (тезис) – отказ от убийства влечёт за собой смерть, второй шаг (антитезис) – убийство дарит жизнь. Это нехитрое противопоставление усвоили все. Вся система игры на островах выстроена в соответствии с этой логикой. Вот только никто не совершает третьего шага (синтеза), к которому Димка интуитивно подбирается после ночной встречи с Ингой: убийство может быть не ради сохранения собственной жизни, а ради возможности отказаться от убийства в дальнейшем.
Димка, однако, тут же вовлекается в сложные нравственные комбинации, связанные с необходимостью однозначного выбора уже внутри Замка. Самый маленький – Игорь по прозвищу Малёк – оказывается предателем. Хозяева островов – некие пришельцы – используют его в качестве информатора, дав взамен умение сражаться по-взрослому и пообещав отправить домой.

цитата:

За стеной замка тихо шелестел ветер – последнее дыхание улетевшей бури. Метрах в пяти от меня, в соседней комнате, спали друзья. А в пустовавшую рядом постель вот–вот должен был вернуться враг. Шпион, из–за которого сегодня... нет, вчера, погибли ребята. Смогу ли я ни единым взглядом не выдать того, что знаю? Убедить себя на время, что это было сном... «У вас сегодня один мальчишка дрался...» – говорила Инга. Извини меня, Инга, но сегодня ночью я не приду на встречу. Десять дней наблюдения. Десять дней я буду сидеть тихо как мышь. Я обязан перехитрить врагов, иначе нам никогда не вернуться домой...

Обратите внимание: мир для героя усложнился. Врагом стал один из своих, а чужой (Инга) по определению остался своим. Такая позиция была чрезвычайно опасна, потому что она разрушает цельные и ясные представления о плохом и хорошем, но она же – свидетельство искренности и готовности идти по более извилистому пути. С другой стороны, путь следования требованиям совести всегда более прям.


Уточните суть кажущегося противоречия. Так прямым или извилистым путём собрался идти Димка? Является маленький Игорёк предателем или нет?

После прихода на остров Инги Малёк себя раскрывает.

цитата:

– Гад... – прошипел Игорёк, не поднимая лица. – Дурак. Ну идите, проверяйте... – Для тебя, может, и гад, – согласился Крис. – Но не дурак! Он рывком запрокинул Игорьку голову. Дёрнул за ремень, связывающий ему руки. – Малёк, да ты настоящий супермен! За две минуты наполовину перегрызть пластмассовый ремень! – Сволочь! – захлёбываясь слезами закричал Игорёк. – А я тебя жалел, не говорил, что... Крис с размаху ударил его по лицу. – И не скажешь. Ребятам это не нужно, а со своими хозяевами ты всё, наговорился... По–моему, он себя выдал, кто как думает? – Не надо его бить! – выкрикнул Тимур. – Бить придётся, Тим. Он должен сказать нам, что знает. А он не захочет. – Я ничего не скажу! Ничего! – Скажешь. Рита, Инга, уходите. И захватите Илью. – Почему? – возмущённо выкрикнул Илья. – Тебе рано смотреть на то, что здесь будет. А девчонкам вообще не стоит.

Единственный объективный вывод, который можно сделать: ребёнку в таких играх не место. Как раз в такой ситуации ярко проявляется всё отличие мира Лукьяненко от мира Крапивина. Герои Крапивина – дети, герои Лукьяненко – уже подростки. Трагедия Игорька в том, что он попал в более взрослый мир, в котором неизбежно будет чувствовать себя чужим и ценности которого будет так или иначе отрицать.


Самостоятельно сформулируйте, в чём качественная разница между детьми и подростками.

Романтика революции

Любая романтика имеет своим источником вдохновение. Революции совершают мужчины, но вдохновение приходит от женского начала. Если бы инь не было пассивным, то ян не стало бы активным. Счастье Димки было в том, что его постоянно подстёгивало присутствие такого вдохновляющего фактора. Поэтому Ингу можно смело назвать соавтором происходящих перемен.

цитата:

– Димка, а если мы не вернёмся, то так и проживём всю жизнь на острове? – то ли спросила, то ли просто произнесла вслух Инга. – Да. Но мы вернёмся, обязательно. – А если нет... Дим, давай тогда убежим? – Куда? – Всё равно куда. Построим лодку и уплывём.

Энергия сопротивления в Димке пробуждена, и он невольно начинает оценивать происходящее с разноуровневых точек зрения – личной, эмоциональной, и объективной, называемой по-научному «исторической необходимостью». В свои 14 лет Дима пытается совместить две правды – правду данного момента и правду глобальную. Для ребёнка выбор будет всегда однозначен и абсолютен – детская психика не выдержит расщепления. Так для Игорька желание увидеть маму абсолютно перевешивало все прочие соображения, и тут даже нельзя говорить о сильном внутреннем конфликте.
У подростка другая ситуация. Лет в 12-13 происходит качественное нарастание знаний о мире, в результате чего человек впервые начинает анализировать происходящее во всём его разнообразии. И это всегда мучительно, потому что в искривлённом обществе правда у каждого своя, и эти правды вступают в жестокую конфронтацию, так как опыта сглаживания противоречий у подростка ещё нет.
Идея создать Конфедерацию островов – в некотором смысле коллективная инициатива острова Алого Щита. Но её осуществление началось с крови. И психологически это была уже не та привычная всем кровь «правильного» противостояния. Когда сражаешься за мир, особенно досадны потери.

цитата:

Меня начало подташнивать. Неужели это неизбежно? Неужели путь к миру, к победе для всех, не бывает без крови? Крови такого вот несчастного паренька, вся беда которого – в слишком правильном соблюдении условий Игры? Неужели нам не найти других путей? Или... мы просто не хотим их искать? – Инга, да ты не переживай, – продолжал Алик. – Это не только от твоего удара. Ему в замке добавили. За дело. Ничего себе! Ну и парень правил на этом острове. Довести всех до того, что при первой возможности его добили. Раненного.

Но понимание выстраивается. Уже ясно, что слишком правильное соблюдение правил ведёт к безысходности, потому что правила ущербны. Ясно, что над правилами игры есть что-то более существенное, раз ребята с Двадцать четвёртого убивают своего лидера. Правилам можно подчиняться, но только до удобного момента. Инициатива Конфедерации обращена прежде всего к силам нравственного сопротивления, к тем, кто сумеет подняться над плоскостью игры.

цитата:

– Наш остров предлагает вам заключить военный союз и образовать Конфедерацию Островов. Секунду Ахмет переваривал мои слова, потом сморщился: – Валите–ка отсюда, ладно? Мы законов Игры не нарушаем. – Законы не нарушаются. Первый Закон – запрещение игры «в поддавки» соблюдён – мы будем сражаться в полную силу, но совместно. Условие возвращения на Землю гласит: «Возвращаются жители островов, завоевавшие сорок островов». Так что и тут полный порядок. – Это не порядок, это... – Ахмет замолчал, не находя подходящего слова. – Мы даже не будем обсуждать... Рослая девчонка вдруг неслышно подошла к нему сзади и преспокойно отодвинула в сторону. – Нет, Ахмет, мы это обсуждать будем. Лора! – она протянула мне ладонь. Я взглянул на Ингу и поймал её торжествующую улыбку. Вчера, когда мы обговаривали последние детали, она сказала: «Если Генка ещё не поправился, островом будет управлять Ахмет. А он сделает то, что ему посоветует Лора...»

Инга и Дима вносят в игру новое измерение, совершая действия, кардинально противоречащие существующему порядку вещей. Перебежчики были и до Инги. Но никто ещё не возвращался обратно в новом качестве. Инга и Дима – революционные политики.

Подумайте, чем революционер отличается от мятежника.

Кроме того, их личные взаимоотношения, как оказалось, представляют для невидимых пришельцев пристальный интерес. Оказывается, что на любовь и дружбу наложен негласный запрет. И никто не выживал на острове после 18 лет. Это упростило для многих принятие идеи Конфедерации. Но не для всех…

цитата:

Не знаю, с какого момента мне перестало нравиться происходящее. Наверное, с того дня, когда мы «тройным штурмом» взяли тридцатый остров... В этом не было подлости. Мы не мстили. Несколько раз предлагали тридцатому острову вступить в Конфедерацию – они отказывались. Скорее всего, не верили. Тогда Крис и договорился с командирами остальных островов о тройном штурме. С тридцатым граничили наши соседи – двенадцатый и двадцать четвёртый острова. В назначенный день на каждый из мостов тридцатого пришла целая армия... В нормальных условиях выставить на мост десятерых бойцов почти невозможно. Это означает до предела оголить остальные позиции, подставить себя под удар в спину. Нам это не грозило. Девять мальчишек, да ещё Инга – мы стояли перед четырьмя пацанами с тридцатки и чувствовали себя ужасно, до безобразия, сильными. – Ребята, может передумаете? – спросил Толик. Кем–кем, а трусами они не были. – Мы не сдаёмся в плен! Речь шла не о плене. Но мы устали объяснять. И вспомнили все свои обиды – они очень хорошо вспоминаются, когда ощущаешь своё превосходство.

Случались ли в вашей жизни такие моменты? Как вы сейчас их оцениваете?

цитата:

Что–то во мне сломалось. Я дрался вместе со всеми, когда разбившись на группы мы атаковали с тыла остальных защитников тридцатого острова. Я хохотал вместе со всеми, когда очистив от врагов мосты, мы толпились у ворот чужого замка и кричали, чтобы нам открыли. Никогда ещё, наверное, не собиралось на одном острове такой огромной толпы – вооружённой, опьянённой победой и, самое удивительное, – дружной. Я поступал как все. Но в ушах у меня звенело: «Зачем?» Тимур забрался в окно замка, раскрыл изнутри двери. «Зачем?» Мы разбежались по замку, разыскивая остальных жителей острова. И почти сразу в большом зале, наподобие нашего Тронного, наткнулись на трёх девчонок и мальчишку лет тринадцати с перевязанной рукой. Все они были с мечами. Даже у девчонок мечи поблёскивали сталью. «Зачем?» – Бросьте оружие, – устало велел Крис. – Нам совсем не хочется вас убивать. Мечи глухо стукнулись об пол. Последним бросил оружие мальчишка. – В общем так, – сказал Толик. – Пока будете пленными... на разных островах. А там посмотрим. «Зачем?» <…> Шестнадцатый, или Остров Синих Зеркал, упорно противился самой идее Конфедерации. После нескольких безуспешных попыток переубедить их лидера – угрюмого паренька по имени Макс, было решено окружить остров со всех сторон и взять одновременным нападением по трём мостам. Я был на заседании Совета Конфедерации и помнил, что решение приняли единогласно. На вопрос Ахмета, что делать с пленными, Крис без колебаний ответил: «девчонок и ребят младше десяти расселим по другим островам». Больше всего меня поразило, что никто не стал уточнять судьбу остальных.

К чему на самом деле относятся риторические вопросы героя?

Появление Тома и связанная с ним постройка «Дерзкого» хорошо укладываются в общую канву быстрых и лёгких успехов. На волне уверенности в том, что основные затруднения уже преодолены и осталось лишь довести дело до логического завершения, посылается экспедиция – вербовать сторонников преобразований и исследовать географию островов.
Удаление главных носителей идеи – верное средство погубить дело. Тем не менее, экспедиция приносит определённую пользу. На Четвёртом острове ребята встречают товарищеский приём, а склонный к философии президент Серёжа помогает Димке лучше понять происходящее. Высказывая сомнение в действительных движущих мотивах сторонников Конфедерации, он тонко замечает, что в Конфедерацию можно просто играть и делать это от скуки. Помимо этого, он делает ещё много ценных замечаний, например, констатирует факт, что командирами островов выбираются преимущественно чужаки, иностранцы.

Определите, почему так происходит. Не забывайте, что это впрямую относится и к истокам русского государства.

Беседуя с рассудительным президентом, Дима словно бы проходит некое посвящение, становится сознательным носителем власти. Он вдруг понимает, что интересуется вопросами, которые в принципе далеки от остальных его спутников. Настойчивое стремление докопаться до сути, понять законы происходящего – отличительная черта настоящего лидера.

цитата:

Где–то далеко–далеко, за изгибами коридоров, за тяжёлыми дверями, на других этажах и в других комнатах слышался слабый смех. До нас доносилось едва различимое звяканье мечей – это Тимур доказывал преимущества боя с двумя мечами. И никому не было дела до глупых вопросов – зачем нужны Острова, сколько звёзд на небе и сколько дней оставалось жить каждому из нас. Лишь я вместе с флегматичным президентом четвёртого острова должен был над этим думать. Впрочем, почему должен? Я могу пойти к Тимуру или Тому. Или даже к Инге!

Дима удивляется сам себе, мимолётно пытается успокоить себя тем, что он такой же, как его друзья. Однако вместо того, чтобы пойти к ним, задаёт очередной интересующий его вопрос…
Сергей охотно делится с ним своими раздумьями. По сути дела, он – философ-отшельник, мудрец, к которому за советом пришёл светский правитель. Этот юный мудрец-президент косвенно подтверждает смутные представления Димки и даёт почти готовую формулу сопротивления: «нельзя, невозможно победить нелюдей нечеловеческим оружием. Они им владеют лучше...»
Обратно ребята уплывают с базовым чувством выполненного долга. Однако резервы их энтузиазма исчерпаны. Потеря Януша угнетающе сказалась на атмосфере экипажа.

Как вы оцениваете поступок Януша?

цитата:

– Домой хочу, – неожиданно сказал Тимур. – Ребята, как всё надоело... Инга подошла к нам на корму. Уселась по-турецки на палубе, грустно посмотрела на нас. – Дом ещё далеко, Тимур. Надо победить пришельцев... Тимур отвернулся. Тоскливо сказал: – Я не о том доме, Инга. Я о нашем острове.

Тимур уже стал забывать свой настоящий дом. Он максимально готов для выживания на островах, он – наиболее преуспевающий в данной системе отношений. Преуспеяние само по себе втягивает в свою орбиту (кому не нравится побеждать!), а в Тимуре вдобавок раскрылись способности воина. Мир Земли, его родная Алма-Ата – уже сказочный сон. Вся энергия личности направлена на победу в конкретных условиях. Вспомним крапивинского «Лоцмана»: разрыв сознания с бессознательным… Тот, кто прямолинейно все силы кладёт на успех «здесь и сейчас», тот так или иначе забывает, для чего всё это происходит. Он становится специалистом по выживанию, но не по освобождению.

Сравните Тимура и Дика из романа Кира Булычёва «Посёлок».
Объясните фразу из Библии: «Легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богатому войти в Царствие Небесное».

Однако и освобождённость может быть различной. Пассивная освобождённость президента Серёжи не решает проблемы. Он ненавидит острова, не пускает их в душу, но изменить ситуацию не в силах. Активность Димы несёт возможность свободы для всех.
Создание Конфедерации – неизбежная ступень. Экспедиция «Дерзкого» – головокружение от успехов, без которого не было бы ничего остального. Всё это напоминает романтическую экспедицию «Паруса» к Веге («Туманность Андромеды»), разочарование в которой помогло Эргу Ноору осознать своё действительное предназначение и возглавить перелёт первых переселенцев к Ахернару.

Отрезвление. Дневник Коммунаров

цитата:

Когда перекошен весь мир, то легче признать ненормальным того, кто держится прямо...

В среде людей, нацеленных на самосовершенствование, подобная фраза – почти банальность. Но огромное большинство продолжает при этом слепо копировать такую модель восприятия и оценки.
Димкина пассионарность постоянно выводит всех на новое осознание происходящего. Уже после опустошившей всех катастрофы с Конфедерацией путём дедукции он находит в Замке замурованную комнату. Фактически, тёмная комната – символическое выражение инстинктивного знания. В романе ребята находят дневник Коммунаров и на чужом опыте убеждаются в закономерности ряда последних событий. Для них найденный дневник – обобщение того исторического опыта, без которого невозможно понимать настоящее и планировать будущее.

цитата:

Почерк был округлым, девчоночьим. Чернила от времени не выцвели, а, наоборот, потемнели. – «Шестое июля тысяча девятьсот сорок седьмого года», – прочитал я. – «Двадцать дней назад мы создали наш Союз...» <…> – «В окружении враждебных сил капиталистического мира наш остров решил не сдаваться, а поднять знамя пролетарской революции». Мне было и грустно, и смешно. Но больше, наверное, грустно. Этим ребятам, жившим на Островах сорок пять лет назад, пришельцы представлялись марсианами. Да ещё они считали, что находятся на Земле, в Тихом океане. Вот и все отличия. Остальное было почти таким же, как у нас. Командир, такой же решительный и смелый, как Крис, – только его звали Мишей. Решение объединить острова – не в Конфедерацию, а в Союз. Даже свой корабль у них был – чуть больше «Дерзкого». И свой предатель, говоривший с пришельцами по «радио в подвале». И мятеж, после которого ребята, они называли себя Коммунарами, оказались запертыми на острове. А еще у них было оружие, попавшее на остров в начале войны. И гибли они чаще – новенькие появлялись на Тридцать шестом каждые два–три дня. Мы словно шли одной и той же дорогой. Только называли вещи разными именами – у этих ребят были в ходу слова: «вредители», «враги народа», «капиталистические наймиты». История Островов шла по спирали. Даже у этих ребят попытка объединения оказалась не самой первой в истории Островов. Но мы, наверное, не смогли бы заживо замуроваться в самой неприступной комнате замка – часовне, среди старых икон, почему–то не выброшенных Коммунарами. Они сумели, когда поняли, что победить не смогут. Не знаю, зачем. Девчонка по имени Катя, писавшая дневник, об этом не упомянула.

Помните, что обычно не упоминают об аксиомах. Попробуйте ответить на этот вопрос, и вы лучше поймёте то далёкое время.

[quote]Я перелистывал сухие, ломкие страницы и вздрагивал, когда наталкивался на знакомые эпизоды. «Эдик и Витя с двенадцатого острова затащили Динку в свою комнату и изнасиловали. Тогда Миша с Ринатом взяли автоматы и пошли на мост...»
«Когда мы отступали, Вилли выстрелил из лука и убил Семёна. А мы совсем не остерегались, потому что знали, у них патронов нет. А ещё думали, что Вилли сын рабочего, и с нами. Он оказался фашистом. Ребята взяли мечи и пошли в рукопашную...»
«Нас атакуют каждый день. Кричат, что мы затеяли всю эту кашу. Мы хотели лучше, но ничего не получилось...»
Я читал вслух, и вокруг меня собирались все. И Тимур с автоматом ППШ, и Илья, всё вертевший в руках тяжёлый жёлтый брусок, пока Меломан не предположил, что это – динамит. И девчонки. Оля тихо ревела, прижимаясь к Инге. А Ритка сидела злая и мрачная как никогда.
«Ник сказал, что я последняя девчонка на острове и должна их всех воодушевлять. Миша сказал, пусть я сама решаю. И я согласилась, то ...

 Отправлено: 07.03.10 15:28. Заголовок: НФ-пособие. С. В. Лукьяненко

... лько мне противно и совсем не приятно. А Пак смотрит на меня обиженно и говорит, что не хочет. Он это зря, на него я не обижусь...»
«Сегодня кончилась вода, и Ник попытался разобрать камни. Миша молчал, а Пак стал помогать. Но цемент засох, и у них ничего не получилось. Мы, наверное, от голода слабые...»
«Пак вчера застрелился из Мишкиного пистолета. Коммунары так не поступают, но мне его жалко. Я весь день реву».
«Очень воняет, и болит голова. Миша сказал, что свечка последняя, и я больше писать не смогу. Мы старались быть настоящими комсомольцами, но, кажется, у нас не вышло. Если... Когда нас найдёт Красная Армия, пусть они разыщут тех, кто назывался марсианцами, и убьют их. Или сделают большой суд, а потом убьют. Меня звали Катя, я училась в седьмом классе. Всё». `
Кардинальная перемена правил ведёт к большей жестокости из-за необходимости вливаний энергии для удержания системы под контролем.

Приведите физические, химические и биологические аналогии.

В подростках уже пробудилась половая энергия, произошло раздвоение цельного мира детства. Подросток уже стремится решать проблемы «по-взрослому». Стабилизированные жёсткими правилами инстинкты при ломке правил быстро высвобождаются и захватывают сознание, лишившееся опоры на традицию. Сексуальная агрессия и вседозволенность рождают в ответ ненависть и жажду крови.

Подумайте над путями выхода. Помните, где человек сказал себе: «Нельзя ничего сделать», там Стрела Аримана убила лучшее в его жизни. Как вы полагаете: если бы дневник нашёлся до начала борьбы за Конфедерацию, было бы это во благо?


Отключение от Матрицы

Лидер протеста

Вернёмся несколько назад и попытаемся понять человека, который оказался в самом центре происходящего и в результате сместил центр всей системы, нарушив её равновесие.

цитата:

Наше героическое плавание в шторм постепенно приобретало оттенок фарса, пародии. Вокруг свирепствовала страшная буря. Ураган гнал по небу лохматые сгустки туч. Светящиеся щупальца молний рывками тянулись к бурлящей воде. Одна за другой прокатывались такие огромные волны, что было непонятно, каким чудом ещё не смыты все замки вместе с их обитателями. А с нами ничего не происходило. Конечно, мы вымокли от волн и дождевых струй. Под палубным настилом плескалась просочившаяся в щели вода. Развалилась каюта, в конце–концов! Но если я хоть немного понимал в мореплавании, то шторм, в который мы попали, был сильнейший, из тех, в которые тонут и большие современные корабли. Мы же продолжали плыть. Буря оказалась гораздо страшнее на вид, чем на самом деле. Она напоминала индийский фильм, где противники полчаса мутузят друг друга всем, что попадётся под руку, а потом расходятся со слегка растрёпанными прическами. Театральщина какая–то...

Поразительно то, что, похоже, больше никто не усомнился в подлинности происходящего. Только Димка, единственный в романе человек с задатками либо экстрасенса, либо выдающегося аналитика. Именно его постоянное сомнение, порой «тоненькое» и приглушённое, в реальности происходящего и позволяет ему видеть белые нитки, которыми сшито игровое пространство.

цитата:

Мои пальцы прошли сквозь борт корабля, не встретив ни малейшего сопротивления. Как сквозь мираж, которым он на самом деле и был – гордый клипер Безумного Капитана. Макет! Всего-навсего голографический макет. Мираж, электронный морок, отлитая в красивую форму ложь. А в центре «надувного корабля», на полметра выступая из воды и медленно вращаясь вокруг оси, плыл пятиметровый металлический диск. Творец подлой фата–морганы. Гибрид катера и телевизора. Инопланетный прибор, загримированный под старинный корабль. Наверное, всё дело в том, – что каждая ложь – это чья–то мечта. Настоящая ложь просто обязана быть красивой, тогда в неё обязательно поверят. Лишь правда способна позволить себе роскошь быть уродливой.

Всегда ли правда соответствует истине? Может ли быть уродливой истина?

цитата:

А шторм просто кончился. Угасло сине–голубое свечение, померкли, опали волны. Шлюпка плыла в прежней темноте, но чудовищные, сравнимые лишь с цунами волны исчезли. Море слегка волновалось, дул порывистый, мокрый ветер. Если закрыть глаза, то перемена и не ощущалась. Ложь. Всё – ложь. Я опустил руку за борт в холодную бурлящую воду. Нельзя поверить в красивую сказку, пока не расскажут страшную. Трудно не засомневаться в клипере Безумного Капитана, если он плывёт по ласковому, освещённому солнцем морю. Ложь... – Поднимай парус, Том, – пробираясь к рулю сказал я. – Мы вот–вот окажемся у нашего острова. Надеюсь, при таком ветерке ты можешь управлять и корытом с парусом. Стальной клинок ледяной коркой примёрз к бедру. Небо стало светлее, когда наступило утро. Но что–то неуловимое, непонятное, предсказывало нам – наступает день. Может быть, нам просто перестало хотеться спать. Мы вплывали в рассвет.

Но рассвет – это не гарантия счастливых изменений. Напротив, на свету хорошо видно то, что было сокрыто во тьме. И пробуждение иногда бывает ужасным. Прежде всего для наиболее чувствительного, того, кто первым разглядел этот самый рассвет…

цитата:

– Но остальные–то... – я замолчал, потому что Сержан лишь открывал список. – Лерка. Я глотнул пахнущий дымом воздух. Лерка? Восьмилетняя девчонка? Даже когда убивали всех мальчишек на одном из островов, девчонок не трогали. – Стрелой? Случайно? – с непонятной надеждой спросил я. Это очень трудно – убеждаться в подлости недавних друзей. Никто не стал бы искать им оправдания упорнее, чем мы. – Мечом. Когда мы отступали, и Лерка замешкалась. Пощады не будет. – А Оля? – Она в плену, в башне, где я сидел, – быстро ответил Малёк. – С ней всё в порядке? – озабоченно спросила Рита. Игорёк пожал плечами. – Да. Её кормили, и вообще... Только она ревёт, когда Ахмет с Борисом её допрашивают. – Допрашивают? – удивлённо переспросила Рита. Крис подскочил к Мальку, схватил за плечи, тряхнул. – Мальчишка... Глупый мальчишка... Ошеломлённый, растерянный Игорёк пытался вырваться из его рук. Крис отпустил Игорька сам, замахнулся, но удержал руку. Отошёл в сторону. А я шагнул к Мальку. Он жалобно спросил: – Ребята, что вы... Я размахнулся и ударил Игорька по лицу. Я понял. Всё понял. Ты не виноват, что попал на остров малышом. Ты не виноват, что остров Алого Щита держится Крисом с английской строгостью, при которой дети не знают то, что им не положено знать. Ты не виноват, Игорёк. Но... Пощады не будет. Один из мальчишек не спал, – видимо, дежурил. Он схватил меч – и тут Том снова выстрелил. Грохот в маленькой комнатке был такой, что нам заложило уши. Мальчишка упал, отлетев при этом к стене. Как в кино. Пуля – это не меч и не стрела. Выстрел в упор – как удар исполинского кулака... Опередив всех, я бросился к крайней кровати, с которой обалдело смотрел на нас Борис. Раньше он казался мне молчаливым и даже застенчивым парнишкой... Борис что–то говорил. В ушах всё ещё звенело, но я угадал слова. – Дай мне меч... По честному... – Нет... – Ты же не будешь... безоружного... – слова пробивались как сквозь толстый слой ваты. – Буду. Я ударил. Обернулся на Криса, стоящего за спиной. Спросил не словами, а взглядом – «я прав?» И увидел слабый кивок. «Прав». Игра в рыцарей кончилась. Наверное, с первым пистолетным выстрелом. А может быть, раньше, когда двое подростков насиловали беспомощную девчонку. – Выведите всех на мост, – коротко бросил Крис. – На какой? – спросил Толик. – Всё равно. Доведите до проёма и сбросьте вниз. Толик посмотрел на меня. Как будто я тоже стал командиром и мог приказывать. – Если будут сопротивляться, вначале убейте, – равнодушно сказал я. ...Может быть, мне ещё станет стыдно. Но не за сами слова, а за равнодушие, с которым я их произнёс. Иногда подлость отличается от вынужденной жестокости крошечной деталью. Тоном, или выражением глаз... Правда, бывает хуже – когда отличия совсем нет.

Как бы вы поступили на месте Димки?

Первые успехи Конфедерации не были закреплены ничем, кроме всеобщей эйфории, за которой неизбежно должны были родиться амбиции местных лидеров и апатия от того, что чудесного превращения не происходит. Когда на нечто возлагаются чрезмерные надежды, разочарование неизбежно.
Особую важность имеет следующий разговор между Крисом и Димкой:

цитата:

– Если не Ахмету, так кому–нибудь другому захотелось бы власти... – Несомненно. Пришельцы не беспокоились из–за Конфедерации. Они знали, что она развалится. Сорок Островов. Сорок самых разных обычаев и правил. Острова–республики и острова–диктатуры. Интернациональные и «чистые». Малыши... и такие верзилы, как я. Мы все хотим домой, верно? Но нам ведь хочется и многого другого. И не на Земле, а ещё здесь. Никто не хочет ждать. Никто... <…> – Нас слишком мало на острове, чтобы быть одинаковыми, – непонятно сказал Крис. – У каждого имеется одна-две черты, которые становятся главными. Сержан был спорщик. Тимур солдат и тренер. Ромка... ты его и узнать не успел... весельчак. – Хохмач, – уточнил я. – Да. – А Толик? – Толик? – Крис задумался. – Он... он... как бы это сказать... приспособитель?.. Нет. Он у нас как дома, понимаешь? Привык, узнал правила Игры, научился фехтовать. Быстрее всех. Купается, рыбу ловит, игры придумывает. Если надо драться – дерётся, и здорово. Если можно не драться – ещё лучше. Ни с кем не ссорится. Спорил лишь с Сержаном... – А может он и прав, – вполголоса произнёс я. – Димка, а вот твоей чёрточки я не пойму, – признался Крис. – Моя обязанность – всех понимать, а тебя не получается. – У меня однобокостей нет. Я всесторонне развитый, – пошутил я. Но Крис ответил серьёзно. – Что-то есть. Но я никак не разберусь. – Разве это важно? – Не знаю. Но умение Тимура или Толика, моё командирство – все это пришельцам не страшно. Всё это в правилах Игры. А надо выйти из круга, найти трещину. Она должна, должна быть...

У Димки нет чёткой функции, он – человек открытый, остальные нашли свою нишу в рамках системы. Незавершённость приспособлений – тактические неудачи, но стратегический выигрыш. Его идеи выходят за рамки существующего, это постоянное стремление преодолеть зависимость от системы, в которую он так и не погрузился с головой. Конечно, у него был раздражающий фактор, который не давал забыть прошлую жизнь (Инга). Конечно, у него был воодушевляющий фактор (опять Инга). Конечно, он попал на острова, будучи старше того возраста, в котором там очутились другие, в связи с чем его сознание оказалось более гибким и непослушным гипнозу. Но что-то было и в нём самом. Недаром в самом конце на Землю перемещаются только он и Инга. Можно усмотреть в этом героическую самоотречённость оставшихся. Но можно и попытаться понять истоки. «Они слишком привыкли, Инга. Острова – это уже их мир», – эта димкина фраза говорит о многом.

Чего было больше, на ваш взгляд: объективных или субъективных факторов? Объясните, что значит: «Нас слишком мало на острове, чтобы быть одинаковыми».

Рано или поздно, но Димка всё же придумал роковую для пришельцев идею: с телепортационной полки отослать им динамит с тлеющим фитилём. И произошло невероятное – мир иллюзий исчез. Ребята обнаружили подлинное положение вещей. И сумели воспользоваться замешательством своих тюремщиков, захватив ценного пленного…

«Меняющие поведение»

У землян нет чётких схем поведения, понять человеческую психологию механистически нельзя.
Птицеподобный инопланетянин называет себя знатоком языка, «меняющим поведение». В его представлениях нет понятия привязанности, чести, предательства. Решения этим существом принимаются на основе рассудочного анализа, определяющего сильную сторону в конфликте. В существующем положении однозначно сильнейшей стороной признаются им молодые земляне. Впрочем, разумными он их не считает.

цитата:

– Я буду полезен. Хорошо для вас и для меня. Буду проводником по кораблю, помогу найти остальных. Вы сохраните жизнь. Вам нужен специалист. – Проводником на корабле? – Да. Вы захватили полигон и уничтожили энергоцентр. Но техники способны подключиться к резервным источникам энергии. Ненадолго, но вас уничтожат. Указав рукой на проем туннеля, где в снежной каше темнели пятнышки островов, я спросил: – Это полигон? – Да. – А корабль? Пришелец обвел рукой вокруг себя. – Это корабль. На корабле шестнадцать разумных. Было шестнадцать, теперь четырнадцать и я. Без меня вы их не найдёте. Предлагаю договор. Послышался шорох, и в туннель, щурясь от бьющего в глаза света, вскарабкался Крис. Увидел рядом со мной пришельца – и застыл, сжав ладонь на рукояти меча. – Познакомься, Крис, – тихо сказал я. – Это один из тех шестнадцати ублюдков, что держали нас на Островах. Теперь он изменил поведение и готов служить нашим проводником. Экскурсоводом. Готов быть предателем. Капюшон развернулся в мою сторону. Нечеловеческий голос равнодушно произнёс: – Предательство – понятие человеческого разума. Мы меняем поведение. Одно из странных свойств человеческого разума – неприятие смены поведения. Но Крис уже не слушал его. Он шёл к Мальку – медленно, словно решил дать ему время, чтобы тот перестал притворяться. – Очень жаль, Крис, но мы, действительно, не можем убить... этого, – сказал я. Капюшон качнулся. – Очень разумно. Вы – начальник людей?

К этому вела вся логика развития событий. Крис продолжал по инерции руководить своим островом. Но в предложенных условиях ориентировался быстрее его младший товарищ. Крис это знал и впервые озвучивает то, что подспудно являлось фактом уже давно.

цитата:

Стоящий на коленях возле Игорька Крис повернулся к пришельцу. Помолчал секунду. И сказал: – Да, он наш командир. <…> …Я – командир людей? Крис не шутил, я понял это по его взгляду. Он передал мне своё правление, легко и просто, как что-то ненужное, что-то невыносимо тяжёлое, но посильное для другого. Я – командир? На мгновение мне стало так одиноко, как не было никогда за всю жизнь на Островах. Правитель всегда более одинок, чем его подданные. Может быть, потому, что он не чувствует никого выше себя. Оказывается, это очень важно – чувствовать людей не только рядом с собой, не только ниже тебя, – но и над собой. Оказывается, это очень приятно – знать, что кто-то несёт груз твоих сомнений.

Вы когда-нибудь задумывались о бремени власти?

цитата:

Выдержав паузу, пришелец добавил: – Готовый к бою излучатель имеется лишь у дежурного пилота. Но в нём лишь десять зарядов. Вы можете пропустить вперёд наименее жизнеспособных разумных, на уничтожение которых будет истрачена... Тимур ударил инопланетянина по голове. По кошмарному подобию лица... Взмахнув руками-крыльями, пришелец удержался на ногах и заявил: – В этом нет нужности... – Оставь его, Тим, – коротко приказал я. Взглянул на растерянные лица мальчишек с соседних островов и спросил: – Ты знаешь, как был уничтожен реактор? – Да. Взрыв в камере утилизации отходов. Разрушение первого и второго контура теплоносителей. Аварийная остановка реактора. Прекращение синтеза в основном блоке, распада во вспомогательном. После включения защиты группа энергетиков изолирована в секторе запредельной радиации. Он опять помолчал. И сказал: – Диверсия продумана с точностью, невозможной для нас. Моё решение о переходе на сторону вас вполне обдуманно. Запуск реактора и зарядка оружия в ближайшие циклы времени невозможны. Ваши разрубатели имеют автономное питание. Следовательно, победители – вы.

Перечислите характерные для «разумных Лотана» приёмы поведения.

Недаром Димка говорит, что «поведение выдавало в нём чужака сильнее, чем сгибающиеся наоборот коленки».

цитата:

Испытания землян начались с основных тестов. Стандартные реакции – самосохранения, страха, ненависти... Что принуждает землян к подчинению? Что способно вызвать сопротивление? И сразу же начались неожиданности. Люди обладали целым набором странных, ненормальных реакций. Любовь, дружба, сострадание... Они придумали им названия и давали непонятные объяснения. Но разумные Лотана видели суть, скрытую под мешаниной слов. Что-то заставляло людей переносить свои основные реакции друг на друга. Бояться за жизнь знакомых. Желать успеха родным. Ненавидеть тех, кто причиняет вред людям: пусть даже незнакомым. Можно было придумать много гипотез для такого поведения. Объяснять их с точки зрения инстинкта воспроизводства или феномена отождествления... Это не меняло сути. Люди не укладывались в стандартные схемы.

 Отправлено: 07.03.10 15:28. Заголовок: Любовь и ненависть. ..

Есть такое направление в психологии, достаточно популярное на Западе и в США. Оно называется «бихевиоризм». Его сторонники уже много десятилетий утверждают, что человек полностью исчерпывается несколькими примитивными реакциями, и, варьируя стимулы, можно с лёгкостью управлять людьми. Примерно того же ждали от землян пришельцы. Но человек – не одномерное социальное животное.

цитата:

И разумные Лотана поняли – они проигрывают. Для землян не существовало единых схем поведения. Один человек жертвовал жизнью, чтобы спасти чужого ребёнка, другой – с ловкостью посылал на смерть своего, нарушая не только нормальные реакции своей планеты, но и общую для всего живого реакцию воспроизводства. Нельзя было предсказать, как поведёт себя тот или иной человек в момент вторжения. Невозможно было догадаться, что рациональнее – похищать его любимую или обещать высокий пост на порабощённой планете. Колонизация становилась лотереей, игрой без правил. Но разумные Лотана любили чёткие правила. Они стали искать. И нашли. На Земле были люди, чьё поведение могло решить судьбу планеты. Главы государств. Лидеры партий. Хранители религий. Учёные. Журналисты. Писатели. Те, кого уважали и кому доверяли обитатели странной планеты. Корабли вторжения с Лотана должны были прийти через тридцать земных лет после установления связи. Значит – на каждый момент времени у экипажа должны были иметься психологические карты будущих правителей Земли. Тех, кто придёт к власти через тридцать–сорок лет. Детей, обречённых на главные роли в неписанных пьесах. Это не оказалось слишком сложно. История не любит дураков. А в распоряжении экипажа звездолёта были приборы, измеряющие уровень интеллектуального поля. Не всякий гений пробьётся к славе. Но пришельцы понимали интеллект как сумму способностей: умственных и психологических, позволяющих их носителю достичь высокого положения в обществе. Измеренный таким образом «интеллект» служил достаточной гарантией будущей карьеры человека. Разумеется, все факторы учесть было невозможно. Некоторые подростки с высочайшими коэффициентами гибли от несчастного случая. Другие попадали в ситуации, ломающие даже их, прирожденных лидеров. Но пришельцы вели отбор с запасом. В год через Острова проходила почти тысяча подростков. Для них создали условия, раскрывающие все стороны личности. Страх и отвага, любовь и ненависть... Один отказывался от любого сотрудничества с пришельцами, другой становился шпионом. Кто-то устанавливал на своём острове диктатуру, а кто-то правил снизу, незаметно, тихо... На Островах велась Игра с заманчивой и желанной целью. Были правила – частью необходимые, сводящие Игру к поединкам разума и воли, а не накачанных мускулов. Ну, а запрет смотреть вверх на закате объяснялся двояко. Во-первых, в момент переключения имитатора с дневного на ночной режим работы на мгновение становился различимым купол полигона. Во-вторых... Очень многое говорила о человеке попытка обойти запрет. Во все времена и на всех планетах возмутителями спокойствия становились те, кто не боялся смотреть вверх.

Развязка книги представляется несколько натянутой. Вряд ли разумные Лотана произвели на вас неизгладимое впечатление. Но натужные описания пришельцев – не главное в книге. Главное то, чего лотанцы так и не поняли, и из-за чего в конечном счёте потерпели поражение, – это любовь и верная дружба.


Любовь и ненависть. Убить дракона

цитата:

Она сидела у камина, напротив неё верхом на стуле устроился Тимур. Инга что–то с улыбкой рассказывала, ребята, как заворожённые, слушали. Некоторое время я оставался в стороне, потом не выдержал и подошёл поближе. – ...а Гарик, он такой тощий, носатый, ну – кавказец, говорил, что лучше будет драться один против двоих, чем против того парня, который фехтует двумя мечами... Лицо у Тимура было растерянно-довольное, уши горели. Я постоял, слушая Ингу, потом небрежно произнёс: – Инга, ты совсем Тимура заболтала. Я-то ладно, с семи лет тебя слушаю. А ребята с непривычки и поверить могут. Наступила тишина. Тимур посмотрел на меня, потом усмехнулся и уставился на огонь. Инга с вызовом повернулась ко мне. Меломан покачал головой и включил свой плейер на полную мощность, Крис шагнул ко мне. И лишь Илья с восторгом спросил: – Так вы знакомы, да? А чего раньше не говорили?

Что толкнуло Димку на такое признание? Раскройте мотивы поведения всех участников эпизода.

цитата:

Инга, оказывается, стояла совсем рядом. Я почувствовал её дыхание на щеке. Инга, наверное, тоже, потому что отодвинулась в глубь коридора. – Я с Ритой разговаривала, спать всем не хотелось, – тихо произнесла она. – Потом вспомнила, что забыла тебе рассказать... Помнишь, я вечером Тимуру говорила, как о нём Гарик отзывался... Я улыбнулся. Не потому, что мне стало весело. – Помню. – Гарик потом добавил, что мало нам... то есть им... этого самурая с двумя мечами, теперь ещё один появился, ничуть не лучше. Это он про тебя. – Он не самурай, он из Алма–Аты, – пробормотал я, чувствуя, как улыбка становится нормальной, а уши горят, как накануне у Тимура. Того и гляди, засветятся в темноте. – Я пойду, Рита ждет, – Инга растворилась в ночи. А я ещё с минуту стоял у двери, слушая удаляющиеся шаги.

Подобные эпизоды вы наверняка наблюдали и сами. Лёгкое кокетство, желание произвести впечатление у очаровательной девчонки, небрежные жесты «видавшего виды» девятиклассника… Подростки играют во взрослых, примеряют на себя их манящие роли.
Но это ещё не любовь. И настоящим взрослым молодой человек становится тогда, когда перестаёт этого хотеть.
Столь же поверхностна в начале книги и ненависть. Она громко шипит, но быстро проходит, будучи скорее чувством вынужденным. Ведь все понимают: боевая ярость – условие выживания.
Постепенно, со временем, рождается понимание, что «враги – там, за колпаком, дальше горизонта и выше неба!». Меч мирного президента Серёжки леденеет, стоит тому подумать о происходящем. И это уже ненависть тяжёлая, обдуманная.
Когда же ребята обнаруживают пришельцев, то вырывается глубоко собиравшаяся боль и ненависть к тем, кто вторгся в их судьбы. Долгие годы она была бесполезна, но теперь настал момент истины и час расплаты.

цитата:

Вначале ребята просто смотрели на них – танец зачаровывал, внушал невольное уважение к чужому разуму. Но когда на лапах одного из «танцоров» сверкнули когти, Меломан не выдержал: – Убийцы... И все бросились вперёд. Я едва успел схватить за плечи Ингу, заслонить её от рвущейся в драку толпы. Прошептал: – Стой. Тебе это не нужно... Инга упрямо смотрела мне в глаза: – Почему? Я не хуже других! – Лучше. Не смей убивать, Инга! – Почему? – упрямо переспросила она. – Потому что... я... ты девчонка. Ты не должна убивать.

Так ненависть вступила в противоречие с любовью. Димка нутром понимает, что справедливая расправа ожесточит его подругу. И удерживая её от безумия мести, останавливается сам. Он инстинктивно чувствует, что ненависть не может сочетаться с настоящей любовью, и что они с Ингой, отдавшись мести, потеряют любовь. Ненависть Димки к пришельцам прозрачна и холодна, она питает силы к сопротивлению, но она строго отгорожена от родившегося трепетного чувства к девчонке, почти уже девушке. Инга не должна убивать, не должна калечить душу, убивать её красоту.
Глубочайшее значение имеет короткий диалог с «экскурсоводом», когда тот пытается разумно обосновать правильность действий лотанцев. Самое поразительное, что здесь его логика проникает в самые болезненные точки человеческой жизни.

цитата:

– Но там мы не убивали! – закричал Толик. – У нас не было мечей! – Были. И настоящие... Мечи с клинками из слов и поступков. Они ведь тоже убивают, эти клинки. – Экскурсовод, – тихо сказал я, вставая с кресла. – А ведь ты умнее, чем хотел притвориться. Он тоже встал. Перья на лице пришельца начали топорщиться. - Ты тоже, командир людей. Ты умеешь любить и ненавидеть, в этом твоя сила. А я лишь знаток... языка и людей. Умеющий менять поведение.

Поразмышляйте, как можно убить словом или поступком. Что имеет в виду инопланетянин?
Драматическое возвращение Димы с Ингой бросило их в мир, который их уже потерял и который почти потеряли они. Теперь никто уже не играет во взрослых. Перед нами взрослые люди, принявшие ответственность за судьбы друг друга.

цитата:

– Инга... Там ведь не было цветов, на островах... Ну, в общем... Возьми... Мы замерли, неловко держась за руки. Нас разделял лишь крепко сжатый обоими букет. Я чувствовал тонкие, тёплые пальцы, касающиеся моей ладони. – Инга, я никогда не дарил цветов... Мы смотрели друг другу в глаза. И даже в темноте я видел своё отражение в её зрачках. Совсем рядом. У самого лица. – Я никогда никого не целовала, Дим... Я даже не почувствовал её губ. Я был словно в тумане, я проваливался в бездонную пропасть, кружилась голова и тело буравила мелкая дрожь. Запах её волос, запах яблок, невесомое, сладкое касание губ – всё сливалось в один бушующий круговорот. – Дима... – Инга... Мы оторвались друг от друга, как умирающий от жажды отбрасывает полупустую флягу. Боясь захлебнуться...

Дима заслужил редкое счастье – взаимность первой любви. То, что его любимая одновременно была и боевым товарищем, убеждает в том, что их отношения будут глубоки и серьёзны. Пожелаем им удачи и счастья. Счастья – понятно почему. Но и удача будет им необходима, потому что наполненная на островах чаша ненависти ждёт только мига, чтобы пролиться смертоносной лавиной.

цитата:

Один из мальчишек вдруг резко остановился и шлёпнулся на скамейку рядом с Ингой. Через секунду вся компания, только что направлявшаяся в подъезд, облепила скамейку. Все молчали. Несколько ребят жевали резинку, один медленно доставал из кармана рубашки помятую сигарету. Он повернулся ко мне, лениво спросил: – Спички будут? – Не курю, – невольно улыбнувшись, ответил я. У мальчишки даже лицо изменилось от удивления. Он взглянул на своего соседа. – Что он сказал? – Он сказал, что не курит, Валёк, – послушно повторил тот. Валёк посмотрел на меня ещё удивлённее. И сказал: – Слушай, зачем тебе такая козочка, если ты не куришь? Все заржали. А у меня комом перехватило дыхание. Ну почему? Почему?

Потому что ненависть не осталась на островах. Потому что ты знаешь теперь, как ломать вялых уродов. Ты знаешь, как их ненавидеть. И если возненавидишь, то забудешь любовь. А её разумные Лотана боятся куда больше ненависти. Потому что любовь – творец. А только творцы смогут противостоять безжизненной рассудительности пришельцев.

цитата:

– Убери руку! – звенящим голосом сказала Инга. Я дёрнулся. И почувствовал, как несколько сильных рук сжали мне плечи. – Убери руку! – повторила Инга. Её сосед лишь ухмыльнулся, не снимая ладони с коленки. В следующую секунду Инга привстала, чуть разворачиваясь... Со сдавленным криком пацан полетел на землю. – Да, эта козочка не по тебе, – задумчиво решил Валёк. – Вали отсюда, а мы о ней позаботимся. – Мальчики, шли бы лучше вы сами... – начал я. Соскочили все, даже те, кто держал меня. – Как он нас назвал? – утратившим всякую интонацию голосом спросил Валёк. Повторять ему никто не стал. Все смотрели на меня. – Я в натуре твой прикол не понял, – соскакивая со скамейки и подходя ко мне, произнес Валёк. – Теперь на метле не разъедемся. – Да ему все поровну, – ехидно сказал кто-то из-за спины. – Он ниндзя, меч таскает. Вот только картонный, боится мусоров дразнить. По мечу щелкнули пальцем. Тонкое, как фанера, лезвие отозвалось глухим стуком. А Валёк шарил в кармане. Когда он вытащил руку, ладонь оказалась обмотанной толстой металлической цепью. – Извиняться как будешь, чокнутый? Может сразу на мослы встанешь? – Отвяжитесь, ребята, – попросил я. – Ну отстаньте!

Неправильный ответ. Дракон выползет к тебе во всей своей отвратительной сущности. Ты благородно вступишь с ним в бой, содрогаясь от ненависти к врагу человеческому. И ты победишь его. И станешь тогда всемогущ. И увидишь трясущихся людишек, боящихся тебя (их освободителя!) и твоей невиданной силы больше прежнего угнетателя. И ты проклянёшь тот день, когда вступился за эти ничтожества. И сам тогда станешь Драконом.

цитата:

Двое опять приближались к Инге. Остальные собрались у меня за спиной. Валёк одним движением раскрутил цепь на полметра, протянул: – Ну, начнём... – Инга, спину! Я крутанулся, выключая её противника. Второй сразу же метнулся в темноту. Но Валёк лишь оскалился, вскидывая руку с оружием. Тяжёлые стальные звенья описали дугу рядом с моим лицом. Я пригнулся. Цепь в руках Валька с визгом резала воздух. – Дима, трое! Я на секунду повернулся назад. Инга уже откинула первого из нападавших и теперь работала со вторым. Я подпрыгнул, пытаясь достать последнего. Достал. И развернулся к Вальку: – Хватит?

Нет. Ты должен надеть кольцо всевластия, иначе погибнешь.

цитата:

Он ругнулся. Растерянно, зло. И бросился на меня. «Ребята, южный мост...» «Костя уже в замке. От раны...» «Бросьте оружие!» «Я сам, я хочу домой...» Удар. Ещё удар. Ещё... Я едва успевал уворачиваться. Удар. «Обоих вас надо было кончать...» «Мы не берём пленных...» «Всегда во все времена». Ладонь сжалась на эфесе. Я почувствовал, как впивается в кожу стальная насечка рукояти. И выдернул меч из затрещавшей перевязи, распарывая тугие кожаные петли. Лезвие перерубило стальную цепочку, словно гнилую нитку. Крутящийся обрывок сверкнул, уносясь в темноту. Кто–то взвизгнул. Я вскинул меч – привычным, заученным навсегда движением. Валёк присел, уходя от удара, даже не присел, а рухнул на колени. И получил удар коленом в лицо. Растянувшись на асфальте, он пытался заслониться растопыренными пальцами. Перехватывая меч двумя руками, я занёс его над дергающимся телом. Услышал истерический, поросячий визг. И перекрывающий его Ингин крик. – Не смей!

Кольцо всевластия – это сила. Но любовь – это спираль всевластия. Ей доступны все горизонты жизни. И власть настоящей любви необорима плоским кольцом анаконды ненависти.

цитата:

...Синий свет фонарей плясал на лезвии меча. Скорченные тени расползались по сторонам. Я прикоснулся к клинку. Прошептал, не слыша своего голоса: – Сволочь... Ты и здесь... Ладонью обхватив лезвие, я плашмя ударил меч о колено. Лезвие хрустнуло. – Сволочь... Я ломал клинок, не чувствуя боли в израненных пальцах. – Сволочь... Осколки беззвучно падали на грязную, загаженную землю. – Ты и здесь со мной... Навсегда, да? Навсегда?

Нет, не навсегда. Навсегда может быть только любовь. И хотя тебе предстоит ещё немало сражений с Драконом, самое главное сражение ты уже выиграл. Ты выбрал любовь, когда отозвался на её крик. И знаешь теперь о Драконе.

цитата:

Обломок эфеса нелепо торчал из сжатой, окаменевшей ладони. Я ударил кулаком по шершавой каменной стене. Выбивая его из кисти. Слепо шагнул в сторону, натолкнулся на скамейку, где сидел минуту назад, замер, глотая горячий влажный воздух. – Не надо... Димка... Не плачь, ты же сильный... Ты ведь даже там не боялся. Дима... Не плачь... Инга всхлипывала, прижимаясь ко мне. – Всё пройдёт. Правда... Не плачь. Успокойся... Я опустил голову, зарываясь лицом в её волосы. И тихо засмеялся. Меня била нервная дрожь, и смех судорожными толчками выплескивался из лёгких. – Инга... Как смешно, Инга... Я не могу тебя обнять, у меня все руки в занозах. Инга...

Однако мифологические образы борьбы со злом должны быть насыщены конкретным пониманием природы этого зла.
Если посмотреть на последний эпизод более приземлённо и приглядеться к компании Валька, то мы увидим характерную картину: вокруг наиболее безжалостного и сильного лидера собирается толпа мелких негодяев, не способных без энергичного руководителя на «утончённые развлечения». Слово «подонок» очень хорошо подходит к Вальку, это маленький беспредельщик, перешедший законы человеческих взаимоотношений. Но его свита, подобно свите мерзавца Пальчика из «Гусей…», такого определения, конечно, не заслуживает. Это так называемые «одонки», мутная околодонная тина, субпассионарный сброд, инертный и трусливый без вожака, но вместе с ним наиболее жестокий и подлый. Отсюда и единственно возможные методы борьбы с подобной нечистью – выбивать лидеров. Если бы Дима первым делом завалил главаря, то вся шайка разбежалась бы сразу же.
Тезисно суммируем итоги.
Женщина пробуждает мужчину для подвига. Настоящая любовь бескорыстна и беззаветна. Жить можно только ради любви. А ради ненависти можно только умереть; сначала душой, а после и телом. «Нельзя безнаказанно пройти через инферно», – это готовность и умение убивать в Димке. Теперь, когда у него есть сила, путь его утончился до острия бритвы. Неверное движение бросит его или в пучину презрения к «слабакам», или в безответность монашеского смирения. Первое – самая близкая перспектива. Второе – более отдалённая, но не менее реальная. По сути дела, мы имеем дело с диалектическим противопоставлением воина и монаха, которое может сочетаться только на основе высокого самообладания и ясного понимания себя.

Приведите примеры воплощения такого синтеза в истории.
Есть ли лотанцы среди нас?
Найдите в романе символические описания.
Напишите сочинение на тему: «Любовь делает свободного человека ещё свободнее, но она же превращает заключённого в раба», «Динамика и статика характеров романа» (Димка и Крис, Димка и Тимур, Димка и Инга – на одном из примеров), «Трагедия ребёнка в мире узаконенного насилия», «Что было бы, если бы экспедиция «Дерзкого» не состоялась?», «Сложность нравственного выбора героев романа».
Составьте правила аналогичной Игры и предложите товарищам найти из неё выход. Помните, что условия и правила должны быть хорошо продуманы.


«Дозорная» трилогия

В «Дозорной» трилогии мы видим все противоречия нравственно и философски неопределившегося человека. Утверждения автора не просто парадоксальны, как, например, у того же Г. Л. Олди, – они бессистемны и отражают различные слои авторского мировоззрения, не увязанные в цельную картину.

В центре повествования – борьба между Светом и Тьмой. «Иные» – люди-маги – противостоят друг другу, пытаясь склонить зыбкое равновесие в пользу одной из сторон. Одни защищают людей, другие их равнодушно используют. Всё просто и понятно. Но первое впечатление обманчиво.

Естественный вопрос, возникающий в этой связи: кого можно назвать безусловно светлым в реальной жизни, с кем сверять героев трилогии? В прошлые века это были священнослужители или отшельники, позже названные святыми. Прежде всего вспоминаются Сергий Радонежский и Серафим Саровский. В ХХ веке резко увеличилось влияние на жизнь науки и искусства. Жизнь таких культурных и научных деятелей, как Вернадский, Ефремов или Рерихи – это примеры светлого пути в более понятное нам время.

С другой стороны, личины безусловно тёмных примеривали на себя такие тираны, как Гитлер и Сталин.
Между тем, в трёхкнижьи Лукьяненко светлые и тёмные уравнены в правах и, более того, дальновидные руководители обоих лагерей таким положением вполне удовлетворены. Более того, у рядовых сотрудников возникают вопросы, которых по определению быть не должно, если свет – это Свет, а тьма – это Тьма.

цитата:

«Ну почему Свет действует через ложь, а Тьма – через правду? Почему наша правда оказывается беспомощной, тогда как ложь – действенной? И почему Тьма прекрасно обходится правдой, чтобы творить зло? В чьей это природе, в человеческой – или нашей?»

Вопросы, которые мучают Антона (главного героя трилогии), никакого отношения к взаимодействию реальных Света и Тьмы не имеют. Светлый Иной, оказывается, не понимает элементарного! Того, что правда должна говориться с умом, потому что окликание идущего над пропастью не будет благодеянием. Что правда как истина – это не истерическое напряжение вечно сомневающегося человека, а мудрое понимание правильного момента и точного слова, сказанного по сознанию.

Но светлые у Лукьяненко понимают правду столь же линейно и лично, как и индивидуалисты-тёмные, и потому бессильно позволяют этим тёмным считать себя более правдивыми. Потому что маленькая личная правда, ставящаяся выше общего дела, – камень преткновения на пути светлого строительства и весомый аргумент тёмных.

В ответ на последнее отчаянное высказывание Антона относительно демонической внешности тёмного мага Завулона тот хладнокровно заявляет:

цитата:

«– Да, конечно. Ты видел, – Завулон вновь обрёл человеческий облик. – А я – видел тебя. И позволь признаться, что ты не был белым ангелом со сверкающим мечом. Все зависит от того, откуда смотришь».

Фактически Лукьяненко словами Завулона подтверждает базовую идею своего творчества. Ключевая фраза здесь: «Всё зависит от того, откуда смотришь». Это значит: если какое-то действие или желание тебе кажется предосудительным – нет ничего проще! Надо просто сменить точку отсчёта, и надоевшая совесть замолчит навеки.

Конечно, писатель хорошо знает законы функционирования социума. И обильно насыщает книгу точными формулировками.

цитата:

«– Здешняя компания очень показательна, – неторопливо продолжал шеф. – Риск. Острые впечатления. Непонимание окружающих. Сленг. Совершенно непонятные для нормальных людей проблемы. И, кстати, регулярные травмы и смерть. Тебе здесь нравится? Подумав, я ответил: – Нет. Здесь надо быть своим. Или… или не быть совсем. – Конечно же. В любую такую микросреду любопытно заглянуть – один раз. Далее ты либо принимаешь её законы и входишь в её маленький социум, либо отторгаешься».

Лаконичное исчерпывающее наблюдение. Если бы не одно «но». Автор абсолютизирует всяческие перегородки между людьми, постоянно демонстрирует невозможность выхода из-под действия частных закономерностей. И эти частные правила продолжают фатально довлеть и над магами всех уровней.

цитата:

«Если любовь в тебе - это сила. А если ты в любви - это слабость».

Первое требование к Светлому – это дисциплина чувств. Что уж говорить про Светлого Иного? Приведённая цитата актуальна для обыкновенного человека. Но, оказывается, что нравственные проблемы, встающие перед Иными, ничем не отличаются от проблем окружающей нас с вами обыденности... Так и подмывает спросить с недоумением: что же это за светлые маги, находящиеся в плену у страстей? Что это за светлые маги, беспрестанно ищущие повода напиться? Чего стоят на фоне этого все их способности?
Для автора представляет трудность искусственно соответствовать этике светлых, что во многих эпизодах приводит к ляпам.

цитата:

«…Куда полезнее, если спину тебе прикрывает надежный и жизнерадостный, а не сильный и умудрённый опытом партнер. Сильный и мудрый всегда может отвлечься на более важную задачу, чем охрана чьей-то спины...»

Ясно, что Светлый ставит интересы дела выше интересов собственной безопасности, иначе он был бы Тёмным. Да, герои говорят поначалу о добровольности приносимых ими жертв. Но чуть позже эта добровольность рассеивается, и личные страсти ещё не раз вмешиваются в дела паладинов Света.

Вот Игорь отказывается от борьбы за жизнь, потому что смысл бытия для него погиб вместе с полюбившей его ведьмой Алисой. Антона просят попытаться переубедить ценного сотрудника. Но Антону после повествования подсудимого о своей жизни сказать совершенно нечего, потому что личная правда того никак не соотносится с декларативными убеждениями члена Ночного Дозора.

цитата:

«Антон сидел, держась за голову. Молчал. Будто отворил дверь - и увидел там что-то,.. нет, не запретное,.. нет, не постыдное... Совсем-совсем чужое. И понял, что за каждой дверью, если не приведи Свет, удастся её открыть, увидит что-то столь же чужое,.. личное».

Вся поверхностность единения показана тут великолепно. Антон понятия раньше не имел о том, что за человек Игорь, какой у него жизненный опыт, какие представления о должном. Становится совершенно ясно, что Дозоры держатся лишь за счёт непрекращающейся борьбы, требующей консолидировать усилия и подчиняться более опытному руководителю. При отсутствии внешнего врага единство такого рода распадётся очень быстро.
Опять-таки, обратим внимание на то, что автор даже не ставит вопрос о возможности действительного объединения, довольствуясь угнетающим открытием главного героя. Все эти маги словно говорят: «Вот здесь мы светлые и дисциплинированные, чтим наших наставников, а вот здесь – наше личное, святое, неприкасаемое, которое всегда в ситуации выбора пересилит всё прочее». Недаром даже Гесер проводит сложнейшую операцию, подставляя многих сотрудников и рискуя ими фактически в личных целях.

цитата:

«– Всё, что я делал, – отчеканил Гесер, – было подчинено ещё одной цели. Вынудить руководство полностью снять с Ольги наказание. Вернуть ей все силы, и позволить вновь взять в руки мел Судьбы. Она должна была стать равной мне. Иначе наша любовь была обречена. А я люблю её, Антон».

Последовательно продвигаясь вдоль линии рассуждения, приходится констатировать: провозглашая сумрачный баланс и абсолютизируя перегородки между людьми и Иными, Лукьяненко утверждает дело Тьмы. Он не делает это активно, но руки опускаются после показательного бессилия его симпатичных героев. Пассивность не убережёт от падения, но только активность даст шанс на выход из круга кажущихся неразрешимостей.
Писатель пытается сохранить нейтралитет, утверждая, что, когда начнётся «охота на ведьм», одинаково пострадают обе стороны. Но не надо быть Иным, чтобы знать из истории: Тёмные никогда не страдают от серости и невежества. А уничтожается не инаковость как таковая, а именно совершенство, потому что совершенство гораздо более хрупко и нацелено на творческие ценности, а не на борьбу.
Читая формально совершенно точное замечание:

цитата:

«Обезьяна на мотоцикле только в цирке хороша, а не на городских улицах... А уж тем более - обезьяна с автоматом», –

- не устаёшь удивляться: и в чём только качественное отличие Иных от обычных людей? Узреть его на примерах поступков героев нельзя. Например, когда Антон становится Высшим магом и открывает вдруг обозначившуюся истину:

цитата:

«Так вот что это такое - быть Высшим магом? Не заучивать схемы, а чувствовать движение Сил?» -

– мы можем сказать, что вообще-то это «открытие» относится к жизни любого человека и странно, что лишь Иной Высшего ранга замечает эту закономерность. Схемы всегда вторичны, они никогда не приведут к чему-то новому. Когда молчит творческое начало, невозможно подняться над стадией ремесла, при которой заучивается и механически воспроизводится тот или иной приём.

Любой нормальный человек не будет ломать стены, если рядом расположена дверь. Так и человек, максимально на своём уровне открытый проявлениям текучего мира, получит возможность находиться в потоке событий и с наибольшим эффектом преодолевать препятствия. При этом препятствия полностью изменят свой характер, потому что подавляющее большинство неурядиц проистекает от неумения вовремя и правильно оценить меру необходимых действий.
Но что происходит, когда эту самую меру необходимых действий обозначает Гесер, а Антон явно не может охватить всю картину событий? –

цитата:

– …Антон, поверь, я знаю, что делаю. Поверь. – Не верю.

Что может быть неблагодарнее недоверия к учителю?! С другой стороны, что может быть двусмысленнее учителя жизни, напоминающего скорее генерала ФСБ, чем мудреца, осенённого высшим знанием?

Личный опыт писателя не дал ему повода для глубинного жизненного оптимизма. Образы выдающихся светлых учителей не вдохновили его, он их не понял. Из-за этого конкретные образы Светлых в его книгах совершенно неудачны, несмотря на формально правильные декларации. Верный логике реально происходящих в книге событий, Антон в результате взывает:

цитата:

«…всё имеет оборотную сторону. Я бы поменялся с вами, люди. Заберите умение видеть тень и входить в сумрак. Возьмите защиту Дозора и способность менять сознание окружающих. Дайте мне тот покой, которого я навсегда лишён!»

Знание неизбежно расширяет «линию горизонта» сознания человека. Большое знание – это всегда и большая ответственность. Не бывает сил, которые можно расходовать произвольно, ни от чего не завися. Антон ищет покоя, забывая, что покой бывает двух родов – растительный покой безмыслия и покой мудрого всепонимания. Такова диалектика эволюции. А между ними – мятущаяся душа современного человека с его тревогами и неуверенностью в завтрашнем дне. Вопрос: как может Светлый Иной стремиться к пустяковой жизни в окружающей нас матрице? Даже в самой «Матрице» тамошние «иные» таковы лишь внешне, но здесь-то Лукьяненко ведёт речь о внутреннем выборе в пользу Света!

Однако такой внутренний выбор мало чем обусловлен, кроме произвольного предпочтения. Потому что человечество Лукьяненко живёт по законам Дневного Дозора. По крайней мере, постоянный акцент ставится как раз на этой стороне.
[quote] «На каждого президента находится свой киллер. На каждого пророка – тысяча толкователей, что извратят суть религии, заменят светлый огонь жаром инквизиторских костров. Каждая книга когда-нибудь полетит в огонь, из симфонии сделают шлягер и станут играть по кабакам. Под любую гадость по ...

 Отправлено: 07.03.10 15:28. Заголовок: Любовь и ненависть. ..

... дведут прочный философский базис». `
Вам хочется после этого жить в большом мире? Или появилось желание построить собственный маленький мирок с непробиваемыми стенами и травоядно приглаживать до поры до времени свой глубинный страх мелкими радостями простого быта? Но ведь бурный поток жизни сметёт любые заграждения…

К вящему сожалению, Лукьяненко акцентирует внимание лишь на стороне рассеяния и разрушения, игнорируя процессы созидания и обновления. Действительно, мир вокруг нас – гигантский эскалатор, едущий вниз. Но человеку дано идти по нему вверх, преодолевая законы тяготения. Будь то первобытные инстинкты, ежегодное увядание природы или убийственное равнодушие к звукам и краскам бесконечно богатого мира. Человек как вид сформировался на путях преодоления законов смерти и угнетения.
Тому же правилу следуют и последствия энергетической подпитки тёмной и светлой энергией. Они представляют дело Тьмы в гораздо более выгодном виде.

цитата:

«Когда тёмный маг пьёт чужую боль, она лишь прибывает. Когда светлый маг берёт чужую радость, она тает».

Важно понимать, что уровень энергии в доноре в обоих случаях будет понижаться. Боль, тоска и страх – это то, что разрушает человека, это проявления деструктивной силы мира. Условно говоря, если от десяти отнять пять, то получится пять, а если от минус десяти отнять пять, то получится минус пятнадцать. Это иллюзия возрастания, в то время как реальное положение ухудшится. Но тут мы говорим об Иных Лукьяненко, которые в конце книги вообще все без разбора оказываются с теми или иными оговорками банальными вампирами. Стоит ли говорить, что если человек поделился с кем-то радостью, то он только выиграл от этого? Неискренна и неполноценна та радость, которой не хочется ни с кем поделиться в опасении потерять драгоценную энергию.

Конечно, романтик, насильственно разъединённый в душе Лукьяненко с реалистом, иногда просыпается. Вспомним, как плохо Алисе в «Артеке», когда сила зла оказывается бессильна в присутствии товарищеского тепла и бескорыстной заботы и дружбы. Это те моменты, на которых могло бы быть построено основное повествование. Увы… автор поспешно оговаривается:

цитата:

«Я не могу смотреть в будущее так далеко, чтобы моё добро никогда не превратилось в зло».

Стрела Аримана властвует в стихийном обществе, потому что оно не сориентировано на развитие, на движение по спирали, а подвержено слепым законам прямолинейной механики. Только сознательно можно управлять процессом и вносить постоянные коррективы. Иначе – действительно всё происходит так, как описал Лукьяненко. Вот только сознание – самое главное эволюционное приобретение человека.

Стрела Аримана – неизбежное следствие всяких догм, которые каждым понимаются по-своему, рождая такие противоположные поступки, как крестовые походы или благотворительная деятельность.
Лейтмотивом принципиальной неуверенности звучат слова, которые определяют лицо книги:

цитата:

«У меня есть право творить добро. Не хватает самой малости – понимания…»

По сути, мы слышим признание самого автора. Автора, который остался слеп к подлинному Свету и свёл всё его противостояние с Тьмой на уровень собственной души. В то время как творческий взлёт, на котором только и создаются значительные произведения искусства, недаром называется именно взлётом. Взлётом над самим собой.

 Отправлено: 23.03.10 02:03. Заголовок: Вот жалко, «Рыцарей ..

Вот жалко, «Рыцарей сорока островов» я как раз и не читал. А теперь не уверен, что и получится — после такого-то разбора по косточкам. Хороший разбор. И страстный, ты тут совсем выходишь из роли автора учебника, это уже скорее публицистика.
И тем сложнее будет читать, ежели соберусь — всё-таки заранее представлять содержание вкус сбивает, и сложно будет отвлечься от твоей оценки.
Но судя по описанию, книжечка не очень чтобы ввысь звала и оптимизмом блистала. Есть в этом что-то порнографическое, извращённое — пусть даже в фантастической книге ставить детей в такие обстоятельства. Как будто по жизни мало жестокостей и садизма.

Про «Дозор» тоже добавить особо нечего. Мне начинать его читать было откровенно скучно — не люблю всю эту вампирскую стилистику. Правда, вчитался, чисто уже ради сюжета, как такой детектив-боевик. И всю муторно было — ну, ну, где же мораль? А морали-то и нету. То что вместо неё — пресненько так, всё как ты и написал. Хотя, надо сказать, коли уж с авторской моралью проблемы, всё же на свои какие-то мысли наводит.
Не всё то белое, что белым назвалось — это полезный вывод.
А вот то что всю книгу ждёшь — ну хорошо, а где-же третья сила, взгляд сверху, над плоскостью заигравшихся взрослых ребятишек? — и этого не случается — сильно обламывает. Катарсиса нету. По-моему, этот сериал из худших его произведений. И то что именно его пожелали экранизировать — причём сделали это бездарно и невдохновенно — симптоматично.

цитата:

а фильмы «Ночной дозор» и «Дневной дозор» по одноимённым книгам смотрели, наверное, все.

Гы. Не все. Меня хватило только где-то на половину первого фильма. По какой-то причине отвлёкся, решил досмотреть потом — уже который год «досматриваю». Это не кино, это симуляция кино. Карго-культ.

Знаешь, вот жалко, что ты не взял — хотя бы в качестве обзора творчества — какие-то его вещи, как мне кажется более значимые и пользительные, где он не настолько стиснут в рамках своего обывательского панциря. Я, собственно о дилогии «Звёзды — холодные игрушки». Кому как, а по мне — это самые значительные его вещи. Хотя и там он не сказать, что приходит к вершинам осознания и сияющим пикам гуманизма, но есть там что-то, дающее пищу, не настолько мутное. К тому же с изрядной толикой реализма. У Лукьяненко вообще удачно получается вписывать в произведения картинки нашего постсоветского быта. В этих как бы походя сделанных зарисовках он весьма, как мне кажется, точен.

Сат-Ок пишет:

цитата:

Или появилось желание построить собственный маленький мирок с непробиваемыми стенами и травоядно приглаживать до поры до времени свой глубинный страх мелкими радостями простого быта?

Свой он устроил. Как мне кажется, деградация его произведений прямо пропорциональна гонорарам, тиражам и успешности. Дом своего быта он выстроил — и стал скучен. Обывателю нечего сказать другим обывателям.

 Отправлено: 23.03.10 02:07. Заголовок: Первая часть статьи ..

Первая часть статьи обрезана. На полуслове обрывается.

 Отправлено: 23.03.10 02:18. Заголовок: "Рыцари..." ..

"Рыцари..." - мечта-фикс почти любого подростка. Именно так - трагично, узко, с первой любовью, запретным сексом и предательством. И такая книга была очень нужна хотя бы для того, чтобы оттенить Крапивина.
Мне лично это близко, так как я "Индейцев" писал. А уж в грёзах чего творилось - так это на ночь глядя лучше не надо.

И старшим школьникам эмоционально это близко, потому и страстно писал. А учебник... Я же честно предупредил в начале - вы держите в руках необычную книгу...

"Дозоры" взял ввиду их популярности - ну не пройти мимо. И, кстати, ДЗ снят намного лучше.

А ЗХИ - не читал. Терпения не хватило.

 Отправлено: 23.03.10 02:25. Заголовок: Исправил обрез...

Исправил обрез.

 Отправлено: 23.03.10 02:55. Заголовок: «Терпения не хватило..

«Терпения не хватило» — то есть начинал, но не кончил?
Зря. По моему очень скромному мнению, это его авторский потолок, лучшее, что он способен идейно. И написано занимательно.
Я бы ему за одну сцену посадки челнока на шоссе с торможением об автобус с помидорами памятник поставил. Моя любимая фишка там. Очень кинематографично. Я её прямо вижу.

 Отправлено: 23.03.10 03:02. Заголовок: Сат-Ок пишет: А уч..

Сат-Ок пишет:

цитата:

А учебник... Я же честно предупредил в начале - вы держите в руках необычную книгу...

Да я не в претензии, просто констатация.

 Отправлено: 23.03.10 03:06. Заголовок: Нет, даже не притраг..

Нет, даже не притрагивался.

 Отправлено: 23.03.10 03:12. Заголовок: Сат-Ок пишет: "..

Сат-Ок пишет:

цитата:

"Рыцари..." - мечта-фикс почти любого подростка. Именно так - трагично, узко, с первой любовью, запретным сексом и предательством.

Не знаю. Меня секс как-то больше войны интересовал. Во всяком случае подобное мочилово в голову не приходило. Хотя, военных фантазий, наверное, хватало.
Кстати, только что в голову пришло. Чем-то это мне одно произведение то ли американского, то ли британского автора напомнило. Вот только убей не помню, чьё и как называется. Кажется в журнале каком-то когда-то печатали. Там фишка в том была, что вдруг все взрослые исчезли (не помню, то ли вообще испарились, то ли умерли). Никого старше 18 или около того. И всё на реальной Земле. Этакий праздник непослушания, только всё по взрослому — и пальба из автоматов, и соперничающие банды-стаи, и промискуитет, и стихийные полупервобытные общины, и даже самопальная больница, организованная студентами-медиками в неком селении, куда изо всей округи стекаются. Этакий зигзаг цивилизации, обратно к временам, когда деревня из пары сотен человек была оччень крупным населённым пунктом.